– Нет, – промолвил он чуть погодя с твердой решимостью, пресекая дальнейшие вопросы.
– Но почему? Мы ведь почти пришли. И после того, через что мы прошли, ты же знаешь, что я справлюсь.
Кратос молчал и даже не оборачивался.
– Ну ладно. Неси сам, – сказал наконец Атрей.
Слова мальчика почему-то болью отозвались в сердце Кратоса. Атрей замедлил ход и задумался. Кратос убыстрил шаг, молча обгоняя сына.
Тропа сделала резкий поворот. Обогнув нависающие над ней ветви вяза и ивы, они резко остановились. У отвесного обрыва справа, пошатываясь, стоял Моди, хотя его было трудно узнать из-за синяков и пятен крови. Он медленно заковылял к ним, опираясь на меч. Из опухших и потрескавшихся губ с трудом вырвались слова:
– Тор… обвинил меня… меня в том, что я не спас Магни. Родной отец назвал меня трусом!
– И словами, видно, не обошелся. Ступай прочь, или мы добавим, – сказал Кратос.
– Я убью вас! – воскликнул Моди.
Кратос лишь рассмеялся, когда Моди, спотыкаясь, попытался подойти к мальчику. Подкосившиеся ноги подвели его, и он упал, не дойдя до них на расстояние меча. Ему оставалось только беспомощно лежать на каменистой земле и корчиться от боли.
Атрей подошел к тяжело дышащему полубогу и встал, горделиво расставив ноги и наблюдая за этим жалким зрелищем. Моди дернулся и поднял голову. На его лице отразилась смесь печали, отчаяния и осознания своего поражения.
Не говоря ни слова, Атрей вынул нож, оглянулся через плечо в поисках одобрения со стороны отца, и занес над головой клинок.
Кратос перехватил руку сына.
– Нет. Он побежден… не стоит его убивать.
– Он заплатит за слова о маме, – процедил Атрей.
– Я сказал нет! – отчеканил Кратос, заставляя своего сына повиноваться.
Он отпустил руку мальчика, только когда почувствовал, как тот перестал сопротивляться. Атрей послушался – на время…
– Но мы боги! Мы можем делать все, что захотим… Вершить справедливость.
Его слова заставили Моди мерзко усмехнуться.
– Так я сказал твоей матери… перед тем… как взял ее.
Кратос снова попытался удержать руку сына. Но не успел.
– Теперь ты умрешь! – воскликнул Атрей и точным движением погрузил лезвие в шею Моди, с наслаждением наблюдая за тем, как во все стороны брызжет темная кровь.
– Атрей!
Кратос отдернул его от Моди, который пробормотал что-то нечленораздельное и, напрягая последние силы, отчаянно пополз к краю обрыва.
Атрей постоял, чувствуя, как его переполняет ярость, и, дернувшись, вырвался из хватки отца, подбежал к обрыву и пнул Моди, исчезнувшего во тьме внизу.
– Что ты творишь? – Кратос схватил за плечи сына.
С настораживающим спокойствием Атрей вытер клинок о штанину и посмотрел на отца. Взгляд его обрел странное, доселе невиданное выражение. Он уже не был тем невинным ребенком, о котором некогда так заботился Кратос.
– Гнев Одина не заставит себя ждать… – начал было Мимир.
– Довольно об Одине и его глупой семейке. Нас, богов, это что, должно волновать? – перебил его Атрей и добавил спокойно: – Этот нож получше, чем мамин.
У Кратоса засосало под ложечкой. Что происходит? Как он позволил своему сыну настолько измениться?
– Ты убил вопреки моему запрету. Вышел из себя.
Ответный взгляд Атрея был пустым, лишенным души. На его лице застыло то же выражение, какое было у Кратоса много лет назад.
– Я что, должен спрашивать разрешение на убийство? Ты сам учил меня убивать. И был неплохим учителем.
Кратос опустился на колено, крепко сжимая плечо Атрея, чтобы тот не отрывал взгляда от него.
– Я учил тебя выживать. Мы боги, мальчик, и потому мы заметная цель. Теперь отныне и до конца времен ты отмечен. Да, я учу тебя убивать… но лишь для того, чтобы защищаться. И никогда для забавы!
– А как насчет справедливости?
Между ними повисло неловкое молчание.
– Да он все равно никому не был нужен. Какая разница?
Сердце у Кратоса екнуло.
– Убийство бога приводит к последствиям.
– Каким? Откуда ты знаешь?
Кратос не ответил, и мальчик в ярости повторил:
– Откуда ты знаешь?
– Язык свой придержи, мальчишка. Второй раз повторять не буду.
Он отпустил сына, и Атрей отошел, потирая плечо. Кратос наблюдал, как его сын бежит прочь. Это уже не простодушный мальчик. В нем Бог войны видел отражение своих собственных худших черт. Зрелище это ранило его душу. Фэй возненавидела бы его за то, что он сделал с их сыном.
Чуть погодя деревья поредели, уступив место зарослям пожухлой травы у вершины горы. Чувство неминуемой опасности захлестнуло сознание Кратоса. Что-то тревожное было совсем рядом.
– Осторожно, Атрей. Если племянник нас нашел, то и дядя должен быть поблизости.
– Хорошо. Мне есть что ему сказать.
– Нет. Ты не будешь вмешиваться. Я сам разберусь. Понял?
– Как я могу чему-то научиться, если ты не учишь?
– Ты не внемлешь моим урокам.
– Я делал все, что ты говорил, а взамен хотел лишь правды.
Кратос не ответил. Мальчик явно что-то хочет выпытать у него – то, в чем Кратос не желал признаваться. Боится ли он того, что превратился в чудовище, как говорила Афина? Сам ли он творил все эти злодеяния, или его заставили? Он подумал о своем собственном отце, но тут же постарался прогнать эту мысль, рассеянно глядя на сына. Что он видит на самом деле?
– Откуда у тебя эти клинки?
Перед мысленным взором Кратоса вновь пронеслись отрубленные конечности, головы и кровоточащие куски тел с вываливающимися внутренностями.
– Почему ты их прятал?
Отец продолжал молчать.
– Ну ладно, – пробормотал мальчик и обратился к голове Мимира: – Мимир, представляешь? Я уже знаю все, что мне нужно. Мне незачем больше учиться.
– Э-э… поздравляю, – неуверенно промолвил Мимир.
Глава 44
На вершине их встретило с полдюжины драугров, выбравшихся из кустов. Гнев Атрея усилился; он стремительно выпускал стрелы, уже не заботясь о том, чтобы как следует прицелиться, и яростно кричал. Этим он напоминал прежнего Кратоса, безжалостно разделывавшегося с врагами. Все яснее проявлялись признаки того, что сын идет по той дороге, от которой Кратос хотел его уберечь. Неужели такова судьба мальчика? Неужели ничто нельзя изменить, сколько ни пытайся?
– Мальчик, руна, – сказал Кратос, как только с врагами было покончено.
