Соглашение на продажу уже было готово и даже распечатано. Финны подсчитали количество товара, проверили плотность соединения и длину. Прочность материала соответствовала документам. Сержант Рюнанен закинул одну трубу на плечо и постучал по ней кулаком, будто изучая звуковые характеристики. Затем он опустил трубу одним концом на землю, а в другой дунул что было сил. Послышался многообещающий гул. Затем инженер-химик стал с серьезным видом катать трубу по всем лужайкам парка. Цилиндрическое изделие катилось изумительно.
Затем авторитетный специалист положил трубу на место и дал свое веское заключение:
– По мне, так подходят. Берем.
Директор департамента водоснабжения с нетерпением ждал перевода, и Хемми ответил:
– Наш специалист заключил, что качество труб отвечает нашим ожиданиям. У нас также нет претензий к условиям хранения. Мы готовы заключить сделку, если придем к соглашению по остальным вопросам.
Группа вернулась в центр на машине директора. Департамент водоснабжения располагался на седьмом этаже мрачного старинного учреждения. Жири Зайцрк попросил секретаршу подготовить документы на продажу. А пока можно будет обсудить, как лучше доставить товар в Лиминку. Трубы уместятся в два контейнера; на фуре их привезут их в Росток, оттуда на ближайшей барже – в Оулу. По предварительным подсчетам, груз прибудет на место назначения через две, максимум через три недели. Доставку в Оулу оплачивает продавец, таможенные расходы берет на себя заказчик.
Вернулась секретарша с готовым контрактом и приложением, Хемми и Ропе Рюнанен поставили под ним подпись, и Хемми сразу электронным платежом перевел на счет фирмы 10 % от стоимости товара, что составило 8000 евро. Дешевле, чем ожидали, прекрасная сделка во всех отношениях. Перед тем как распрощаться, договорились встретиться и пообедать в ресторане «У Золотого Гуса», чтобы как следует отметить сделку.
Жири Зайцрк оказался очень компанейским. Он был безмерно счастлив, что ему наконец удалось избавиться от узких канализационных труб.
– Шестидюймовое дерьмо ну никак не лезет в четырехдюймовые трубы, – заключил он со знанием дела. – Народная чешская пословица, вам не понять.
За обедом Жири развлекал гостей веселыми историями, рассказывая, как Ярослав Гашек, завсегдатай кабака «У Калиха», сочинял рассказы про солдата Швейка. В 1920 году писатель вернулся из России вместе с молодой русской женой, позабыв, видимо, в военной суматохе, что в Праге у него уже была одна. В общем, его обвинили в многоженстве. Но писатель ловко выкрутился из этого затруднительного положения, заявив, что его настоящая страсть – пиво. Так он избавился от обеих жен сразу, нет, не навсегда, он отправил каждой открытку, правда, только через пятнадцать лет.
– Гашек был в долгах как в шелках, и ему приходилось расплачиваться в кабаке очередными историями о похождениях бравого Швейка. Когда кабак закрывался, официантки и повара, все, кто был, собирались за столом послушать, что этот пьянчуга успел написать за день. На следующий день – продолжение, и так изо дня в день, из года в год.
– Вот почему книга такая толстая, – объяснил Жири. – Но потом Ярослав Гашек неожиданно получил наследство от тети и расплатился чистоганом за все свои пивные долги, поэтому роман так и остался не закончен, хотя кто не знает, этого и не заметит. На деньги от книги Гашек выкупил полуразрушенный замок в Липнице, где продолжал пить и писать до самой смерти.
Отведав богемского жаркого из молодого поросенка с квашеной капустой, друзья перешли к пиву. Ропе ограничился двумя кружками, потому что вечером ему еще предстояло ехать в Вену. Войдя в раж, Жири предложил гостям устроить короткий тур по городу. Что бы им хотелось посмотреть? Не дожидаясь ответа, он оплатил счет и повел их на старое еврейское кладбище. Бывшее еврейское гетто находилось сразу за Старым городом, недалеко от кабака «У Золотого Гуса». Кладбище представляло собой жалкий клочок земли, на котором размещалось почти четыре миллиона покойников, собранных тут за сотни лет. Надгробия, словно финская черепица, налезали одно на другое, их разделяли лишь несколько сантиметров. Могилы располагались в десять уровней, возвышаясь на несколько метров над поверхностью земли. Разложившиеся человеческие останки явно способствовали росту культурного слоя города.
Когда в начале Второй мировой войны Германия захватила большую часть тогдашней Чехословакии, фашисты сослали всех пражских евреев в концлагеря, и только старое кладбище сохранило о них память для потомков. Сам предводитель чертей Адольф Гитлер приказал оставить его как исторический памятник не потому, что кладбище хранило вековую память еврейского народа, а как доказательство беспримерной еврейской жадности. Рассказывают, что однажды осенним вечером Гитлер в своем черном кителе явился сюда и нашел прекрасное доказательство того, как евреи-ростовщики веками распродавали свои кварталы, а когда уже не осталось земли, стали по кусочку распродавать кладбище. Вот почему покойников хоронили одного над другим, а надгробия залезали друг на друга, словно монеты в кошельке ростовщика.
– Кстати, я сам еврей по матери, – заметил Жири Зайцрк и повел своих гостей к Староновой синагоге, старинному зданию, построенному в xiii веке в раннеготическом стиле, с острой крышей, как у серых каменных финских церквей. Жири рассказал, будто эту церковь начали строить в Иерусалиме, но, когда священный христианский город сровняли с землей, та же судьба ждала и этот божий дом, поэтому синагогу срочно перевезли в Прагу. Да-да, пришлось задействовать не меньше тысячи ангелов.
– А может, уже тогда существовали дирижабли, – задумчиво произнес директор департамента водоснабжения и канализации. Он сожалел, что ему надо возвращаться в офис, чтобы организовать отправку труб, но искренне советовал финским гостям полюбоваться на башни Старого города. Там гиды на всех языках мира будут рассказывать легенды, которые он рекомендовал послушать.
– Нехитрое дело выпить десять литров пива, но надо быть настоящим мужиком, чтобы удержать их в себе, – сказал на прощание Жири и удалился.
Тем временем Мимми и Тиина Лильероз вернулись из Петербурга с горящими глазами. Они прекрасно провели время, сходили в театр, в музей, побывали в отреставрированном великолепном Зимнем дворце и сделали отличные покупки.
Мать и дочь разложили на полу огромный рулон ткани. Комната озарилась багровым светом – на полу лежал двадцатиметровый отрез огненно-красной флаговой ткани. В России его продавали по бросовой цене – из старых запасов.
Узнав, что рулон стоит «всего лишь тысячу евро», Лильероз пробормотал что-то о расточительстве… Куда им, жене и дочери обычного деревенского черепичника, столько прекрасного шелка? Неужто они задумали нашить себе дюжину вечерних платьев с многометровыми шлейфами?
– Ларс, милый, не такие же мы дурочки! Мы купили эту ткань, чтобы вырезать из нее буквы для надписи на твоем дирижабле. Да и логотип Красного Креста из красного шелка будет виден на десятки километров: материал так заманчиво блестит!
Ларс Лильероз понял идею. Использовать знамена Компартии, оказавшиеся на задворках истории после распада Союза, было прекрасным решением. Они стойко выдерживают любой ветер и бури, ведь семьдесят лет красные стяги вдохновенно развивались над огромной Страной Советов. Но времена меняются. В России уже никто не поднимает пурпурные знамена. Нет уже ни Ленина, ни Сталина, ни их приспешников, ни даже тех, кто шил эти знамена. Пришел черед бизнесмена Лильероза.
