– Что ты здесь делаешь?
Мне пришлось сжать кулак, чтобы не запустить пальцы ей в волосы, не дернуть на себя. Она была раздражена. Даже рассержена. Смотрела на меня так словно испытывала отвращение. Сцепил зубы, чтобы не выругаться. Действительно, какого хрена я тут делаю? Пытаюсь привлечь внимание своей бывшей училки. Но вряд ли она спрашивала об этом. Что-то мешает сказать правду. Вместо ответа тоже задаю вопрос:
– Как лицо?
Она вздрагивает и тянется рукой к щеке, прямо к тому месту, где едва заметно выделяется желтизной синяк.
– Уже все прошло. Почти.
Она вдруг отводит взгляд в сторону, как будто ей неловко или стыдно. А затем неожиданно произносит:
– Прости, что не поблагодарила. За помощь. И врача. – Теперь я вижу, что ей действительно неловко. Чувствует себя обязанной мне? Или не хочет, чтобы кто-то посторонний вмешивался в ее дела? – Спасибо.
Господи… В ее голосе столько брезгливости, будто мне пять лет и я подарил ей червяка. Вроде бы и приятное сделать хотел, но подарок – дерьмо.
– Продукты были лишними. Не стоило.
Она тут же разворачивается и, видимо, собирается уйти. Рядом с ней весь контроль летит к чертям. Я просто не могу трезво мыслить. Хватаю ее за локоть. Виктория Сергеевна резко оборачивается, меня обдает ее потрясающим запахом. В ее глазах такая ярость, что я могу физически ощутить ее толчки. Пальцы крепче сжимаются на ее руке. Там, под слоем одежды, теплая кожа. И все, о чем я могу думать, как прикасаюсь к ней. Она сердито шипит:
– Что ты себе позволяешь?
Я наклоняюсь, вдыхая ее запах. В крови бурлит адреналин. Бешено стучит сердце. И это от одного лишь прикосновения. Что будет, когда я доберусь до нее так, как того хочу?
– Ничего из того, что хочу с вами сделать, Виктория Сергеевна.
Ее губы приоткрываются, а брови удивленно поднимаются вверх. Голубые глаза влажно блестят, пронизывая меня насквозь. Она дергает руку из моей хватки, но я просто физически не способен разжать ладонь.
– Отпусти меня немедленно!
Чувствую ее злость, гнев. Нежные щеки краснеют, и воображение тут же рисует картину нашего секса. Лихорадочный румянец, который покроет ее лицо, кожу и грудь. Алые следы от моих касаний. Отметены по всему телу. Это наваждение. Или болезнь. С любой другой я практически хренов импотент. Но когда дело касается Виктории Сергеевны… Достаточно секунды, чтобы я перестал соображать. Отпустить? Нет. Наклоняюсь еще ниже. Теперь я чувствую жар ее тела. Она горит. Так же, как и я.
– Почему вы оказались в том переулке?
Она непонимающе хмурится:
– Что?
В горле пересохло. Хрипло повторяю:
– Почему в пятницу вы оказались в переулке?
– Я шла домой. Отпусти меня немедленно!
– До вашего дома далеко. Почему вы шли пешком?
– Да какая тебе разница?! Отпусти меня! – Она снова дергает руку. – Ты меня знаешь, Туманский! Если сейчас же не отпустишь…
Я не могу сдержать улыбку. Когда она была в ярости, то всегда называла нас по фамилиям. Верный признак того, что одиннадцатый «А» ожидает скорый пиздец.
– И что вы мне сделаете? Вызовите отца? Поставите в угол нерадивого ученика?
Она щурится. Не знаю, возможно ли такое, но ее глаза становятся пронзительно голубыми.
– Ты уже взрослый мальчик и вполне сам можешь встать в угол.
Чертова стерва! Мальчик? Мальчик. Член болезненно дергается, упираясь в джинсы. Меня практически трясет от возбуждения. И бешенства. Адского бешенства. Для нее я все еще мальчик. В ее голосе пренебрежение и снисходительность. А меня изнутри рвет на куски. Ненавижу ее. Она – болезнь. Съедающая изнутри опухоль. Но никого и никогда я не хотел так, как ее. И дело не в сексе. Она мне нужна. С того самого момента, как впервые увидел. В моем мозгу словно выжженное клеймо с ее именем. Я пытался с этим жить. Но забыть ее невозможно. И заменить другой тоже. Не знаю, что это. Любовь. Психоз. Зависимость. Мне плевать. Она просто должна быть моей. Возможно, если бы не встреча в той сраной подворотне, я бы и продолжал дальше пытаться делать вид, что ее не существует. Но она оказалась там. А теперь, случайно или нет, пришла прямо ко мне. Я не смогу ее отпустить и отдать другому. Не смогу. Она моя. Все эти годы была моей, но не знала этого.
– Павел, я не шучу…
От того, как она произносит мое имя, член напрягается еще больше, а перед глазами темнеет. В ушах шумит кровь. Мне нужно засадить ей до основания, чтобы хоть немного ослабить давление в яйцах. Послать бы вас на хуй, Виктория Сергеевна. А после затрахать до невменяемого состояния. Я изо всех сил пытаюсь сконцентрироваться на том, что она говорит. Но ощущение такое, будто я закинул в себя несколько доз наркоты. Память с трудом отматывает назад, и мне все же удается произнести:
– Я готов остаться после уроков. И понести заслуженное наказание… за свое плохое поведение.
Ее зрачки расширены. Наверное, от злости. Но ей давно пора понять, что мы не в школе, и я больше не ее ученик. Привычные ей правила теперь не действуют – мы будем играть по моим.
– Павел, я в последний раз повторяю…
Мне стоит огромного труда, чтобы не наброситься на нее. Внутренние тормоза уже сломаны, но в мозгу вместе с пульсом упорно бьется мысль, что так просто она мне не сдастся. Мне же необходимо, чтобы она поняла, что я чувствую. Чтобы ощутила все грани моего сумасшествия и зависания на ней. Чтобы хотела меня так же сильно, как хочу ее я.
– Раньше вы не повторяли. – Не могу сдержаться и касаюсь другой рукой ее волос. Прохладные, гладкие. То, что надо, чтобы намотать на кулак. – Неужели, теперь вы не такая строгая, Виктория Сергеевна?
Она толкает меня кулаком в плечо, и по телу пробегают разряды тока. Десять лет я ждал именно этих прикосновений. На одну короткую секунду ее язык пробегает по губам. Меня снова бросает в жар. Твою мать! И это все? Одного движения достаточно, чтобы я был готов кончить в штаны? Но она удивляет меня еще больше, когда приподнимается на цыпочки и скороговоркой выдает:
– Я всегда была слишком доброй. Нужно было задать тебе трепку! По крайней мере теперь меня не привлекут за избиение ученика.
Хрупкий кулачок опять врезается в мое плечо, и я понимаю, что все-таки схожу с ума. Проклятье! Я не против применения силы с ее стороны. Что происходит у меня в голове? Мозг ни черта не варит. Все смешалось в кучу.
– Никогда бы не подумал, что вы любите… доминировать, Виктория Сергеевна. – Не могу удержаться от искушения: отпускаю ее руку и кладу ладонь на изгиб бедра.
Она дергается, пытается отойти. Но ее волосы все еще намотаны на мой кулак, и я сжимаю его крепче, дергаю на себя. Виктория Сергеевна упирается руками в мою грудь. На ее очках пляшут разноцветные блики, как черти на могиле грешника. Провожу рукой по гладкой ткани юбки, чувствую жар ее тела. Ее пальцы накрывают мою ладонь и пытаются отодрать от бедра. Как загипнотизированный слежу за движением ее губ.
