Меланья с трудом подавила новую волну истерического смеха. Она действительно в аду. И она ничего не скажет Косте. Ни слова. Лучше ему не знать о ее плане. Так спокойнее. Он сможет вернуться к нормальной жизни. Забудет ужасы плена. И забудет ее. Скоро забудет. Даже не вспомнит потом. Она лишь… Лишь даст ему шанс сделать это быстрее.
Завтра она отправится на прогулку и приметит, у кого из крестьян можно стащить одежду. Она бы и купила, но тогда они обязательно проговорятся. Лошадь из конюшен тоже опасно брать. Господи, что же делать?..
Меланья до глубокой ночи просидела в спальне. Она еще не знала, как, но была намерена защитить своего ребенка. Сделать все, чтобы защитить. Меланья прижимала руки к животу, страшась за жизнь еще не рожденного существа.
Вслушиваясь в треск свечей, Меланья снова молила Господа. На этот раз о том, чтобы никто не сумел причинить вред ее малышу. Дверь заскрипела, отворяясь, и в спальню бесшумно скользнул Костя. Едва дыша, Меланья следила за тем, как он запирает дверь, а ключ бросает в вазу с цветами. Сердце забилось где-то в горле.
Не произнося ни звука, он подошел к ней, взял за руку и потянул на себя. Меланья послушно встала и тут же оказалась в кольце его рук, прижатая к твердому крепкому телу. Губы Кости, как лавина, обрушились на ее рот. Меланья пыталась сделать глоток воздуха и жадно ловила его поцелуи. Колючая щетина обжигала, царапала. Меланья хотела, чтобы все тело было покрыто мелкими едва заметными царапинками после его поцелуев.
– Я еле удержался, чтобы не прийти к вам.
Меланья толкнула Костю на кровать и бесстыдно села сверху, в нетерпении расстегивая его рубашку. Она нуждалась в его прикосновениях. Они нужны были ей как воздух, как сила, чтобы выстоять в том, что она задумала. Костя сжал ее талию:
– Почему вы не сказали о ребенке?
Меланья наклонилась и легонько укусила Костю за шею. Его стон стал ее наградой и афродизиаком. Между бедер сделалось преступно влажно.
– Я не знала. Я думала… Думала, что не могу…
Костя улыбнулся, скользя ладонями по ее животу.
– Наш ребенок… Как мы его назовем? Или ее?
Он улыбался счастливой беззаботной улыбкой и выглядел молодым юношей, у которого впереди целая жизнь. Что она творит? Загубила свою жизнь, а теперь губит и его.
– Мы не сможем дать ему имя. – Меланья отстранилась.
Нужно закончить это безумство. Отрезать и прижечь. Другого выхода нет.
– Он не ваш.
Костя с такой силой схватил ее за плечи, что едва не затрещали кости.
– А чей же тогда? Уж не моего ли папаши?
Меланья предприняла безуспешную попытку вырваться.
– Да, его. Для вас же лучше, если все будут считать именно так.
Костя набросился на ее губы, кусая и зализывая ранки.
– Это мой ребенок. Ваш и мой. Даже не пытайтесь убедить меня в обратном.
Меланья тянулась к его губам, глотая рыдания.
– Да… Да, он ваш… Но ваш отец… Если он узнает…
– Он ничего не узнает. Я придумаю выход. Это не должно вас тревожить.
Меланья покачала головой. Она пыталась заставить себя отодвинуться от него, убрать руки, но не удержалась. Крепко обняв Костю, Меланья легла рядом с ним. Прижимаясь к нему, она ласково целовала его шею и кривой рваный шрам под ключицей. Вырывая из себя каждое слово, Меланья глухо произнесла:
– Нам нужно прекратить…
Она чувствовала, как Костя напрягся. Его тело стало твердым. Руки сжались вокруг ее талии.
– Прекратить что?
Зачем?! Зачем он ее мучает? Ведь и сам знает, о чем она говорит.
– Вы знаете что.
– Скажите, что вы хотите прекратить, княгиня?
Меланья попыталась отодвинуться, но Костя удержал ее возле себя. Он навис над ней темной тенью, окружая своим теплом и запахом.
– Что нужно прекратить?
Губы Кости опаляли шею, щеки, ложбинку между ключицами. Меланья уже с трудом дышала. Разум заволокло дурманом. Она плохо понимала, о чем Костя ее спрашивает. И что должна ответить. На всем белом свете существовали только его губы и руки, смело ласкающие ее бедра.
– Неужели это? – Губы Кости легко коснулись нежной кожи над треугольником волос. – Или это? – Он развел ее ноги в стороны. – Это? – Медленно лизнул истекающую влагой плоть.
Меланья бесстыдно застонала от невероятных ощущений. Невозможно было сохранять рассудок, когда Костя вытворял с ней такие невероятные вещи. Невозможно было вообще трезво мыслить рядом с ним.
– Скажите же, княгиня? Что мне прекратить?
Язык Кости скользнул в нее. Меланья выдернула подушку из-под головы и прижала к лицу, чтобы заглушить рвущиеся наружу всхлипы. Как же хорошо… Почему с Костей так хорошо? Почему он такой нежный, ласковый, любящий? Почему он обещает взять все заботы на себя? Почему он рискует ради нее? Меланья, не сдерживаясь, стонала в подушку. Она не могла себя контролировать и высоко поднимала бедра над кроватью, лишь бы быть ближе к Косте.
– Так что, ваша светлость? Мне прекратить все это?
Его язык терзал тугой узелок плоти, а палец медленно скользнул внутрь, меж набухших складок. Он вдруг резко сдернул с ее лица подушку и навис над ней. Лицо исказилось от гнева и страсти. Зеленые глаза потемнели, сравнявшись насыщенным цветом с мягким бархатистым мхом. Ноздри яростно раздувались. Меланья почувствовала, как в нее, растягивая, вошел еще один палец. Она выгнулась, невольно прижимаясь грудью к Косте. Он тихо вкрадчиво повторил вопрос:
– Отвечайте же: мне прекратить?
Костя начал быстро двигать рукой, заставляя лоно Меланьи судорожно сжиматься. Она едва дышала, одурманенная водоворотом чувств. Столько всего ощущать сразу казалось невозможным. Но ее разрывало на части от эмоций. Страх за Костю. Страх за малыша, поселившегося у нее под сердцем. Нежность. Сводящая с ума нежность. И жажда. Желание невозможного. Она хотела владеть Костей безраздельно. У него впереди вся жизнь. И она не может ее портить. Но любовь… Острая, болезненно сладкая и горькая одновременно, уже завладела ее душой. Она любила Костю. Как так произошло? В какой момент он стал ей настолько важен и дорог? Наверное в тот самый, когда увидела его подле фрески. Ее грех. Ее прекрасное падение в бездну. Они обречены…
С трудом сдерживая слезы, Меланья ответила:
– Н-нет… Не прекращайте никогда…
Взгляд Кости затуманился. Он убрал пальцы и коснулся ими приоткрытых губ Меланьи.
– Вы моя. Что бы ни случилось.
Мощным рывком он вошел в нее. У Меланьи перехватило дыхание от такой наполненности. Она чувствовала его всего. Горячо настолько, что аж больно. Слова сами сорвались с губ:
– Да-да… Я ваша… Только ваша…
