Вот так легко отдаться мужчине? Но Меланья даже не задумывалась об этом. Она уже давно принадлежала Косте. Его быстрые сильные движения лишали воздуха. Меланья металась по кровати. Ей нужно быть еще ближе. Неотделимой от него. Она вцепилась в плечи Кости. Он сжал ее грудь.
– Скажите, что я тоже ваш. Что принадлежу вам.
Меланья замотала головой. Кожа покрылась испариной. Капельки пота падали и с волос Кости. Они щекотали кожу и распаляли еще больше.
– Нет… Вы не принадлежите мне…
Костя вышел из нее, прижав свои бедра к ее животу. Меланья несколько раз безуспешно дернулась под ним. Но Костя лишь сильнее вдавил ее в кровать.
– Скажите!
– Нет! Вы свободны… – Меланья потянулась к его щеке.
Но Костя обхватил ее кисти и прижал к кровати над головой.
– Я ваш!
– Нет! – Меланья зажмурилась. – Вы свободны от меня.
Костя неожиданно улыбнулся.
– Какая же вы глупая… Моя прекрасная мачеха…
Меланья закусила губу:
– У нас нет будущего. Ничего. А у вас вся жизнь впереди. Нам не быть вместе, поймите…
Она потянулась к его губам.
– Не будьте жестоким, мой князь. Разве я многого прошу?.. Ваш поцелуй и вы на несколько ночей… – Меланья коснулась губ Кости.
Продолжая горячо шептать, она не отстранялась, задевая его рот губами и языком.
– Я проклята… Господь не позволит нам быть вместе. Я – грешница. И ввожу в грех вас. Но я так люблю вас…
Ну вот, она призналась. Это оказалось так просто. И на душе вдруг стало легко. А в груди – нестерпимо горячо.
– Господь покарает меня смертью за то, что делаю с вами. Нам нельзя… Это невозможно…
Костя прижался лбом к ее лбу. В его глазах зажигались зеленые искры.
–Моя душа навсегда связана с вашей. Навсегда принадлежит вам. Вы – ее владелица. Не в этой жизни, так в следующей, но вы будете моей. Я найду вас, кем бы вы ни были…
У Меланьи потемнело перед глазами от его слов. Она чувствовала, что это правда. Что так и будет. Даже после смерти их души будут связаны вместе.
– Мой…
***
Я сразу понял, что все изменилось. Больше не было отвратительного больничного духа. Я вдыхал невероятную смесь ароматов. Что-то цветочное и нежное. И запах духов. Женских духов. Даже не открывая глаз, я знал, что это Вика. По ходу, мои галюны перешли на новый уровень. Теперь я могу даже почувствовать ее аромат. Так отчетливо, что он кажется практически реальным. В мозгу щелкнуло, и я все вспомнил. Подвал, больницу, смутную боль, задавленную обезболивающими, минуты сознания, больше похожие на бред. Отличить выдумки от реальности казалось почти невозможным. Я уже не понимал, где правда, а где мои фантазии. Тело превратилось в набитый соломой мешок. Единственное, на что я сейчас годился – сыграть роль чучела на чьем-нибудь огороде. Только левую ладонь странно кололо. Как будто я засунул ее в ворох углей. С трудом разлепил веки. В глаза словно насыпали песка. Проморгался, привыкая к приглушенному свету. Как только мир перестал расплываться и стал четким, понял, что все-таки свихнулся. Или сдох в том подвале. А все предыдущие пробуждения были, видимо, иллюзией. Сжавшись на стуле и, пристроив голову у края подушки, сидела Вика. Но ведь ее не могло здесь быть. Я совершенно точно знал, что ее приход мне привиделся. Она просто не могла знать, что случилось. И вряд ли бы стремилась выяснить. Когда зашел Степа и спросил, знакома ли мне Виктория Сергеевна, я просто пошел на поводу у своего мозга, подбросившего очередную галлюцинацию. Вика из воображения была чертовски правдоподобной. Почти настоящей. Ненастоящим было лишь ее появление. Но мне уже было совершенно похуй. Я сходил с ума без нее. Быть запертым в четырех стенах и слушать только бесконечный писк на долбаном мониторе – еще куда ни шло. Но сердобольные родители отобрали у меня телефон, и я не мог даже написать Вике. С трудом удалось выпросить блокнот и карандаш. Единственным спасением стали планы о том, как я восстановлю Викин дом. Мне оставалось только гадать, каким она его видит. Но я мог хотя бы начать. Потом можно было осторожно выспросить у нее.
Не совсем помню, что происходило в те моменты, когда я приходил в себя. Какие-то мутные смазанные обрывки. Пытаюсь нарисовать план дома, пишу заметки, снова отрубаюсь. И так по кругу, пока вдруг не заходит Степан и не докладывает, что пришла Вика. Я был уверен, что все это – плод моего скудного воображения. Хотелось на стенку лезть от отчаяния. Я изголодался по ней. Уцепился за возможность увидеть ее хотя бы в голове, как приговоренный – за последний глоток воздуха.
Но вот она, рядом со мной. Настоящая. Живая. Не выдумка. Тихо дышит мне в плечо. Нахмурилась во сне, под глазами – синяки. Даже очки не сняла. Как же она устала. Ее доставал этот мудак Рома? Или было что-то еще? Казалось совершенно неправдоподобным, что она может оказаться здесь. Но наши пальцы переплелись. Я ощущаю ее нежное будоражащее тепло, а в другой руке зажата ее резинка. Осторожно, чтобы не разбудить, снял с нее очки и положил на альбом. В этом было что-то… интимное. Безумно интимное. Как будто я раздевал ее, бесчувственную, сонную, оказавшуюся полностью в моей власти.
Сколько времени? Как долго она здесь? Насколько сильно устала, если смогла уснуть даже в такой дикой позе? Разбудить и заставить лечь рядом? Судя по темноте за окном, сейчас ночь. Но… Блядь, я даже не знаю, какое точно время суток. Нужно попробовать встать, чтобы не разбудить Вику и осторожно переложить на кровать. Мы сможем спать вместе.
Мысль об этом проходит теплой волной по телу, прогоняя больничный холод. Все проблемы как-то разом отступили. И ее муж, и убийство Киры, и вообще все. Целая ночь рядом с Викой. Я смогу держать ее в объятиях, беспрепятственно обнимать, касаться, вдыхать ее аромат. Помимо воли крепче сжимаю ее крошечную ладошку в своих руках. Зарываюсь пальцами другой руки в ее гладкие волосы. Они такие прохладные и шелковистые, пахнут цветами. Немного спутались и падают ей на губы. Сколько раз я представлял, как ее волосы скользят по моей груди, бедрам, как сгребаю их в горсть и наматываю на кулак… Но любая фантазия, даже самая горячая, меркнет перед реальностью. Что там говорят про одного-единственного человека на всю жизнь? Раньше я считал, что все это ахинея, которой ушлые писаки зарабатывают себе на жизнь. На самом деле все оказалось хуже. В тысячу раз. Теперь я знаю точно.
Десять лет назад, когда Вика впервые вошла в наш класс, я уже все понял. Она. Для меня существовала только она. Не один человек на всю жизнь. Сама жизнь. Она оказалась моей жизнью. Без нее я был жалким ходячим трупом. И идиотом. Нужно было всеми силами удержать ее возле себя. Не дать выйти замуж. Сделать хоть что-то. Взглянул на ее руку. Кольца не было. Помню, что мы говорили об этом. И помню, что она не ответила. Кольца не было уже в субботу. И она до сих пор его не надела. Где оно? Боюсь надеяться и ничего не могу с собой поделать. Она его потеряла? Или сняла? Из-за меня. Как только Вика проснется, все мне расскажет. Не оставлю ее в покое, пока не добьюсь правды. Убрал настырно липнущий к ее губам локон. Черт, какая же она красивая. И скоро она будет моей. Целиком и полностью. Как только встану с этой херовой койки, заберу ее к себе, и мы повторим то, что было в субботу.
