Вика удивленно взглянула на меня, приоткрыв рот. Срывающимся голосом тихо попросила:
– Тебе нужно лечь, Паша. Скорейшего выздоровления. И спасибо. За все.
Вика отвернулась и так быстро вышла, что я даже не успел сделать вдох. Стук ее каблуков о плитки пола ударял молотом по вискам. Я бросился за ней.
– Постой!
Она вышла, даже не обернувшись, а передо мной появился отец. Преградил дорогу и схватил за плечи.
– Ты что творишь? Охренел?!
– Андрей! Ну что ты такое говоришь?
Я попытался оттолкнуть его:
– Отойди от меня!
– Идиот! Ты еле стоишь!
Перед глазами все смешалось. Я чувствовал, как по руке течет горячая липкая кровь. Боль вспыхнула в груди. Кулаком ударила в живот. Прямо сейчас Вика уходила. С каждым шагом все дальше. Оттолкнул отца, шатаясь побрел к двери. Темно-фиолетовый туман перед глазами становился все гуще. Ничего не видно. Совсем ничего… Куда идти? Где чертова дверь? Я уже ни черта не видел. Только эхом отдавался в ушах стук Викиных каблуков. Куда она ушла?.. Я не успел додумать. Не успел дойти. Просто провалился в фиолетовый туман. Тянулся к Вике, но она ускользала куда-то за границы клубящегося марева.
***
Вика не помнила, как выскочила из больницы. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, которые были настолько горячи, что жгли глаза. Как будто к ним приложили раскаленный металл. Хотелось рыдать и выть в голос. Она сшибла не успевшего вовремя убраться с дороги охранника и едва не сломала кнопку лифта. Оказавшись на улице, тяжело вдохнула ледяной зимний воздух. Он был колючим и острым. Иглы впились в горло, перекрывая путь рыданиям. Ее окутало морозной коркой. Только сейчас Вика поняла, что раздета. Кто сказал, что в аду жарко? Там холодно. Там настолько холодно, что нутро покрывается льдом. Толстым слоем непробиваемого льда, тяжелого и шершавого. Нужно одеться… Сделать шаг… Нужно хоть что-то сделать! Нужно вернуться к Паше, прижать его к себе и никуда не отпускать. Может, его теплом она сможет согреться и прогнать эту убивающую стужу. Его мать права: она – шлюха. Господи, чем она думала? Идиотка, захотевшая любви и страсти. Захотевшая молодого мальчика. Хуже всего было то, что она полностью погрязла в нем. Как в болоте. И не потому, что он помнил подробности десятилетней давности, и сделал те татуировки. Нет. Дело было в его нереальном зеленом взгляде. В низком голосе. В ярости, с которой он бросился на ее защиту. В том, что оказывался рядом всегда, когда ей грозила опасность. Дело было во всем нем, черт возьми!
Он просто въелся в ее мозг. Каждая молекула в крови была пропитана Павлом.
Окружающие испуганно шарахались от чокнутой, бредущей раздетой по холоду. Вике так и хотелось закричать: чего пялитесь?! Какая вам всем разница?! Это ее анестезия. Может хоть так станет не слишком больно? Чуточку легче. Но нет.
Боже, а как он смотрел на нее… Затравленным взглядом. Столько боли. И вовсе не физической. Вика была уверена: физическую боль он сможет выдержать, какую угодно. Но в его взгляде было совершенно другое. Как будто она заманила его в клетку, а затем собственноручно заперла ее. Предала его. Снова.
Вика не помнила, как добралась домой. Где-то по пути она все-таки натянула на плечи куртку. К тому моменту тело уже настолько окоченело, что самой себе Вика казалась трупом. Войдя в квартиру, она поняла, что стало только хуже. Завтра же она начнет собирать вещи и потихоньку перевозить их в дом родителей. Лучше жить в полуразрушенной развалюхе, чем здесь… И не потому что это квартира Ромы, предателя и скотины. Смешно до слез, но причина была в Павле. Вот здесь он бросил свою обувь. Именно на том месте, где она сейчас стоит. А на обоях все еще видны бурые следы крови, когда он всадил в стену кулак. На негнущихся ногах Вика прошла в ванную и уперлась руками в край раковины. Не хватало только Павла за спиной. Она уставилась в зеркало. Посиневшее лицо, потрескавшиеся губы. Синяки под глазами. Пустой взгляд. Паша-Паша… Что же ты наделал? Зачем позволил чувствовать себя живой, красивой и… любимой? Зачем появился в пустой и одинокой жизни? Зачем показал, насколько хорошо может быть, когда рядом любящий человек?
Вика вдруг вспомнила его татуировки. Страницу в блокноте, исписанную цитатами из стихотворений. И слова Арсения. «По ходу, у него какие-то проблемы с бабами.» Идиотка. Он же прямо ответил на все ее не высказанные вопросы и сомнения. Да, его мать считала ее жадной до денег шлюхой. Да, она старше его. Да, до сих пор замужем. Но разве не стоит Павел того, чтобы за него боролись? Разве не стоит человек, десять лет не выкидывавший ее из головы, чтобы за него сражались со всем миром? Десять лет она прожила в рабстве и комплексах. А он – в мыслях о ней. Да сколько можно бояться и сомневаться?! Он считал ее выдумкой, готовой уйти в любой момент. Он привык к этому. И он назвал ее своей невестой. Вика закусила губу, пока та из синюшной не стала бледно-розовой. Его матери не стоит переживать за свои деньги. Вике ничего не нужно. Ни замужества, ни денег, ничего. Только чтобы Павел был рядом.
Звонок телефона напугал до чертиков. Сердце бешено застучало. Вика бросилась к сумке. Пальцы все еще плохо слушались. С трудом гнулись и начали болеть. Но ее надежда не оправдалась. Звонила Лена. С трудом проведя пальцем по экрану, Вика ответила:
– Алло?
– Шторм, привет! – Лена хихикнула, назвав Вику старым прозвищем.
– Привет, модница.
Лена рассмеялась.
– Так, у меня новости. Во-первых, Мишаня выделил тебе юриста. Дядька хоть и не молод, но в прошлом руку набил на таких делах. Короче, он – акула. Я ему обрисовала ситуацию, так у него аж глаза загорелись. Ромчик, считай, уже в очереди на пособие по безработице.
Вика была уверена, что испытает радость или хотя бы злость, но… Ничего. Пусто. Он просто должен быть наказан. Жестоко. Все ее мысли оказались в плену у Павла. Лена обеспокоенно спросила:
– Ты хоть не передумала? Чего молчишь?
Вика пришла в себя:
– Нет… Нет, Лен. Спасибо. Я не передумала. У него не должно остаться ничего. Совершенно. Хочу, чтобы он понял, что лишился всего. Из-за меня.
Лена пару секунд помолчала, а затем вдруг призналась:
– Когда ты так говоришь, мне становится страшно. Надеюсь никогда не стать твоим врагом. – Она снова хихикнула.
Вика удивилась:
– Я ничего такого никогда не делала…
Лена хмыкнула:
– Ну да, как же! Вспомни хотя бы того несчастного в интернате, который смеялся над тобой?
Вика недоуменно нахмурилась.
– Какого еще несчастного?
– Черт, ну не помню. То ли Леша, то ли Саша, то ли еще как-то. Ну, он еще такой здоровый был. Называл тебя малявкой все время. Вы с ним воевали.
Вика вспомнила. Огромный парень, звезда интерната, который постоянно дразнил ее за маленький рост и очки. Однажды Вика не выдержала.
