Яркое искрящееся счастье рассыпалось на миллион песчинок. Вика так быстро соскользнула с кровати, что комната закружилась перед глазами. Она начала метаться в поисках одежды. Павел последовал за ней.
– Что опять не так?
– Все так.
– Не думай, что я дурак и ни черта не понимаю. Что я сказал не так?
Вика подобрал с пола белье и прижала к груди, пытаясь одновременно удержать и одеяло.
– Уже поздно. Лена волнуется. А мне еще и на работу. – Она беззастенчиво врала, с трудом сдерживая слезы.
Но его слова о ребенке – об ИХ ребенке – отобрали у нее последние силы.
Павел схватил ее за руку и грубо развернул лицом к себе. Вырвал из стиснутых пальцев одежду.
– Что. Случилось?
Вика чувствовала, что слезы уже подступили слишком близко. Снова эти дурацкие мерзкие слезы. Ну почему она такая слабая?
– Я же сказала: Лена волнуется. И мне нужно на работу.
Павел порывисто качнул головой, наклоняясь к ней:
– Ты бы никогда никуда не отправилась, да еще и ночью, если бы на следующий день тебе нужно было на работу. Хватит. Делать. Из меня. Дурака. А вопрос с Леной мы решим.
Он так быстро передвигался, что у Вики мельтешило перед глазами. А может это от подступивших слез. Но когда зрение прояснилось, она увидела, что Павел прижимает к уху телефон. Ее.
– Лена?.. Не волнуйся. Вика со мной… Туманский… С ней все отлично. Передает тебе «привет». – Он ухмыльнулся, но взгляд остался злым и колючим. – Нет. Никуда ее везти не надо. Она останется со мной… Да, на всю ночь… Пока.
Он отключил телефон, хотя Вика прекрасно слышала немного обескураженный голос Лены, требующей «дать Вику».
Павел отбросил телефон на смятую постель.
– Все проблемы решены. Теперь я слушаю тебя.
Вика тоже разозлилась. Ей надоело. Надоело тащить на себе весь груз проблем, отвечать за все самой и пытаться оправдать чьи-то ожидания. А еще ей было больно. По-настоящему больно. Так, что все нутро выворачивало наизнанку, и все окружающие могли увидеть, как ее сердце гниет от боли. От нестерпимой боли и обиды. Потому что только сейчас появился мужчина, чьи надежды и мечты она действительно хотела воплотить в реальность, какими бы сумасшедшими они ни были.
– Прости, что я… Дала тебе надежду. Тебе действительно лучше найти дру… – Вика запнулась. Ей было ужасно тяжело это произносить. – Другую девушку. Молодую. Хорошую. И действительно достойную тебя.
Паша схватил ее за плечи и так сильно встряхнул, что голова дернулась вперед и назад.
– Ты до сих пор не поняла? Просто непробиваемая тупость! Для меня существуешь только ты. Только ты, Вика!
Вика едва ли не выкрикнула, решив с корнем вырвать из себя страшное признание:
– Я бесплодна, Паша! Бесплодна. Я никогда не смогу родить тебе ни сына, ни дочку. Никого.
Лицо Павла снова окаменело. На нем нельзя было разглядеть ни одной эмоции. Ничего. Даже намека. Вика ожидала, когда же он оттолкнет ее. Презрительно отвернется. Или сделает что-нибудь еще, чтобы навсегда развести их на разные стороны жизни.
Но Павел не делал ничего. Абсолютно ничего. Просто смотрел на нее, проникая тяжелым гипнотизирующим взглядом в самую душу. Кажется, он снимал слой за слоем ее жизни, вгрызаясь в самую суть. Наконец, он спросил:
– И это все? Только из-за этого ты сейчас так психанула?
Вика не знала, что сказать. Она была обескуражена и не совсем понимала, что происходит.
– А это разве не достаточная причина?
– Причина для чего? Сейчас полно врачей. Не помогут здесь, поедем за границу. Ну а нет, всегда можно взять ребенка из детдома.
Вика открыла рот, чтобы что-то сказать, но… так и не придумала что. Она просто не знала, что тут можно ответить. То, что для нее было худшим испытанием в жизни, приговором, он воспринял, как… «психоз»! Она все-таки нашла в себе силы. Дернулась, пытаясь вырваться, но Павел по-прежнему держал крепко.
– Ты… ты думаешь, это так просто? Я прошла уже кучу обследований. Десятки! И везде одно и то же: смиритесь, так бывает со многими, вы не единственная женщина, которая не может иметь детей, причины могут быт разными. Я не могу иметь детей, Паша. Не могу. И не надо думать, что ребенок из детдома что-то решит. Это не так легко, как кажется. Твои родители этого никогда не примут.
– Ты будешь жить со мной, а не с моими родителями.
– Думаешь, что сможешь принять чужого ребенка, как своего? Что сможешь забыть о том, как мечтал о своем, а пришлось взять чужого, потому что я не способна родить?
Павел обхватил ладонью ее подбородок. Сжал челюсть так, что та едва не треснула. Приблизил свое лицо к ее настолько близко, что у Вики глаза заслезились.
– Ты все-таки дура… – Голос Павла звучал глухо и зло. – Просто идиотка, если до сих пор ни хуя не поняла. Мне жить без тебя не хотелось. Жить, понимаешь? Нет тебя – нет меня. Я бы подох, если бы не наша встреча. Чувствовал, осталась пара лет – больше не протяну. Ты как болезнь. Медленно убивала меня все эти годы. Я знаю, что это ненормально. В этом нет ни хрена нормального.
Павел еще сильнее сжал пальцы на ее плечах и прижался лбом к ее лбу. Вика не знала что сказать. Внутри что-то взрывалось, вспыхивало и грохотало. Павел был ее. Абсолютно ее. Человек, о котором она всегда мечтала и который казался ей выдумкой. Он существовал. Был совершенно реален. И совершенен. А она действительно дура. Вика изо всех сил обняла Павла. Она никому его не отдаст. И никуда не отпустит.
Вика встала на цыпочки, но все равно не доставала до Павла. Пришлось высоко поднять руки, чтобы обнять его за шею. В теле и душе зрело странное ощущение. Как будто из ее сердца вытягивается тонкая, но прочная нить, которая сама собой обвязывается вокруг сердца Павла.
– Я действительно дура. И ты прав: мне завтра никуда не надо.
Павел прищурился, пристально следя за ней, как будто сомневался в том, что услышал.
– Поедем ко мне.
Как всегда, он не спрашивал, а все решал сам. Но сейчас Вика не собиралась с ним спорить. Она просто кивнула и, не хотя, выбралась из его объятий. Они молча одевались, не отводя друг от друга взглядов. К тому моменту, как очередь дошла до рубашки Павла, Вика снова была возбуждена. Наверное все дело в пристальном взгляде Павла, который даже не пытался одеться. Он просто сел на кровать и наблюдал за тем, как она разыскивает в ворохе одежды свою. Не смотря на боль в мышцах и несколько бешеных оргазмов, ее тело продолжало источать влагу. Вика смущалась, когда надевала свои трусики. Она не думала, что Павел их когда-нибудь увидит. Но в тайне мечтала именно об этом. А теперь он смотрел на нее тяжелым ядовитым взглядом, и Вике оставалось сходить с ума от трения тоненькой полоски ткани о клитор. Она представляла, что это пальцы Павла, его губы, его язык… К лицу прилила кровь. Павел не остался безучастным. Он даже не старался скрыть свое состояние. Вике не верилось, что у него могли быть какие-то проблемы с девушками. Она беззастенчиво следила за тем, как он встает с кровати, как наклоняется за ее-его рубашкой, как покачивается возбужденный член. Золотистый свет скользил по налившейся кровью головке. Вика ощутила такой прилив влаги, что стало стыдно. Павел подошел к ней ближе и надел на нее рубашку. А затем начал застегивать пуговицы. От самой верхней, у горла, до последней. Хрипло признался:
