Все это вовсе не носило, пользуясь терминами позднейшего времени, ярко выраженного классового характера. Противостояния вилланы – дворяне не было. Все оказалось гораздо сложнее. Кого-то из светских и церковных сеньоров крестьяне убивали на месте. Слишком уж те их допекли. Некоторых лордов и аббатов, в особых притеснениях не замеченных, они всего-навсего заставляли поклясться на Библии в том, что они и дальше будут обходиться со своими крестьянами по справедливости. Правда, бумаги мужики жгли и у них.
Грабежей не было. Повстанцы выполняли строжайший приказ Уота Тайлера. Правда, это не касалось винных погребов. Однако тут уж не только Тайлер, но и любой другой человек на его месте был бы бессилен.
Более того, к восставшим совершенно добровольно присоединялись мелкие сквайры, дворяне-джентри и обедневшие рыцари. Все они тоже немало натерпелись от богатых лордов и наконец-то увидели прекрасную возможность посчитаться с ними за все обиды. Повстанцы охотно принимали их в свои ряды. Многие из них были людьми с немалым военным опытом.
В одном из графств первым поднял мятеж не виллан, а как раз дворянин, мелкий землевладелец. Он очень быстро организовал немаленький отряд, состоявший из вилланов, прошелся по окрестным богатым поместьям, оставляя за собой одни головешки, потом присоединился к войску Тайлера, целеустремленно идущему на Лондон, чтобы разделаться с дурными советчиками и пожаловаться на свои беды юному королю.
Это действительно было уже настоящее войско численностью примерно в сто пятьдесят тысяч человек. Властям просто-напросто было нечего противопоставить этой армии. Кое-какие войска у них имелись, но часть их под командованием Джона Ланкастера стояла на шотландской границе, другие подавляли очередное восстание валлийцев в Уэльсе, а остальные уплыли в Испанию на очередную войнушку. Если поскрести по сусекам, то у короля отыскалось бы всего пятьсот-шестьсот даже не солдат – стражников. Армия Тайлера втоптала бы их в землю, толком и не заметив. Что и происходило с небольшими отрядами то ли неумеренно храбрых, то ли особенно тупых рыцарей, рискнувших выйти навстречу мужицкой рати.
Что интересно, крестьяне и при этом не рубили головы всем подряд благородным донам, убивали только тех, кто дрался насмерть. Противников, бросивших оружие, они не трогали как сдавшихся в честном бою. Среди восставших была широко распространена такая точка зрения: если вилланы этих рыцарей имеют к ним какие-то претензии, то пусть сами и разбираются. Правда, известен случай, когда крестьяне в рамках черного юмора заставили нескольких пленных благородных господ себе прислуживать – резать мясо, подавать плащи, в общем, делать все, что положено слугам. Господа старались со всем усердием.
Беднота тех городов, в которые приходили восставшие, встречала их со всем дружелюбием, снабжала продовольствием. Грабежей не было. Крестьяне лишь старательно изничтожали чиновников и судейских. Среди таковых на свою беду оказался и главный судья королевства сэр Джон Кавендиш.
По дороге на Лондон повстанцы освободили Джона Болла, сидевшего за решеткой в городе Мейдстоуне. Неистовый поп с большим воодушевлением принялся за прежние проповеди:
– Дела в Англии не могут идти хорошо, покуда все у нас не станет общим, когда не будет ни вассалов, ни лордов, когда лорды будут не господами, а такими же, как мы. Разве все мы не происходим от одних и тех не родителей, Адама и Евы? – говорил он.
Потом повстанцы направились в Кентербери, рассчитывая взять его штурмом и отыскать там архиепископа Саймона Седбери, ненавистного всем. Но воевать не пришлось. Горожане сами открыли ворота и вышли навстречу крестьянам с подарками и приветствиями.
Седбери в Кентербери не оказалось. Мужикам пришлось ограничиться разгромом его дворца и торжественным сожжением всех бумаг, в первую очередь крестьянских долговых обязательств и актов о привилегиях, полагавшихся архиепископу как светскому феодалу.
Мэр и члены магистрата, органа городского самоуправления, в парадных одеждах принесли на Библии присягу на верность королю Ричарду и общинам, поклялись верой и правдой защищать и поддерживать новый порядок. Ну да, попробовали бы они отказаться!..
Впереди лежал Лондон.
Мятежники изрядно потрудились в его окрестностях. Прежде всего они подожгли тюрьмы Маршалси и Кингз-бэнг, предварительно выпустив оттуда всех заключенных. Правда, это не означало никакой такой всеобщей амнистии. Повстанцы тщательно профильтровали арестантов, уголовникам отрубили головы, а на все четыре стороны отпустили тех, кто, по их мнению, сидел совершенно безвинно – за неуплату налогов, нарушение тогдашнего трудового законодательства, какие-то конфликты с сеньорами.
Потом повстанцы спалили дотла дворец Ламбет, принадлежавший Седбери, и аббатство Роберта Гелза. Как и многие государственные деятели того времени, он был еще и епископом. В завершение мужики по каким-то своим причинам, скорее всего по настоянию нищей братии, подожгли бордели, занимавшие целый квартал в Бэнксайде. Тружениц этих заведений они, правда, не тронули. Девицы попросту разбежались и попрятались, где уж смогли, в ожидании лучших времен.
В Лондоне царили разброд и замешательство. Тамошние олигархи, не питавшие к мятежникам ни малейшей симпатии, попытались было собрать народное ополчение и поставить его на стены. Однако низы этот призыв проигнорировали. В этом их втихомолку поддержали и многие члены самоуправления, усмотревшие в союзе с мятежниками отличную возможность расширить городские вольности.
Мэр Лондона Уильям Уолворс, не дворянин, крупный рыботорговец и главный акционер бэнксайдских борделей, приказал закрыть все городские ворота, поднять мосты. Потом он отправил к Тайлеру олдермена, то есть члена городского магистрата, Джона Горна с ультиматумом, в котором требовал немедленно уйти от Лондона. У мужика явно зашкалило нездоровое самомнение. Он ведь должен был учитывать, что у него самого имелась под рукой лишь кучка городских стражников, а у Тайлера – десятки тысяч человек.
Джон Горн побеседовал с Тайлером с глазу на глаз, ультиматум добросовестно передал, но тут же добавил от себя, что тот может наплевать на него с высокого дерева. Дескать, большинство лондонцев на стороне мятежников. Они со дня на день скоро откроют им ворота.
Так вскорости и произошло. Войско Тайлера вступило в город, соблюдая строжайший порядок.
На другой день, 13 июня, пришелся один из важнейших праздников католической церкви – День тела Христова. Мятежники собрались на площади у главного лондонского собора Сент-Мартин-ле-Гран, украшенного знаменами и вымпелами. Джон Болл отслужил торжественную мессу, а потом перешел к делам мирским, произнес проповедь, которую некоторые историки считают первым в Европе призывом к полному и всеобщему равенству. Он заявил, что жизнь народа не улучшится, пока все не станет общим, изложил конкретную программу действий на ближайшее время: казнить архиепископа Седбери и прочих дурных советчиков, а также истребить судейских, «подобно тому, как поле очищают от сорняков».
Эта программа была принята повстанцами с большим воодушевлением, и они тут же принялись претворять ее в жизнь. Тайлер отправил несколько отрядов, возглавляемых надежными людьми, по конкретным адресам с определенными заданиями. Прежде всего повстанцы заняли тогдашний судейский центр Темпл и главную юридическую корпорацию Линнольнз-инн, где старательно сожгли все бумаги и документы.
