Один, еще не растерявший каких-то иллюзий, недоуменно восклицает:
– Но ведь его величество клялся мужикам, что будет им как отец и брат!
Другой, гораздо более умудренный житейским опытом, цедит сквозь зубы:
– Разные бывают отцы и братья, разные.
Смерть Тайлера настолько приободрила струхнувших было благородных донов, что в Лондон за каких-то три дня собралось сорок тысяч вооруженных всадников. С такой силой король уже мог уверенно смотреть в будущее.
По всей Англии еще продолжались волнения, но рыцари не дожидались указаний сверху, легко разбивали мятежные отряды, теперь разобщенные и лишившиеся своих ярких лидеров. Иоанн Строу, Кэркби, Тредер, Стерлинг и несколько лондонских олдерменов, активно выступавших на стороне мятежников, были схвачены. Их судили по всем тогдашним законам, показания подробно записывали. Эти материалы сохранились.
Из прелюбопытнейших показаний Иоанна Строу недвусмысленно явствует, что, в отличие от рядовых повстанцев, их вожаки, скорее всего, и сам Тайлер, отнюдь не испытывали благоговейного трепета перед королем. Они считали его игрушкой в руках дурных советчиков и планы насчет венценосной особы имели самые радикальные. Судите сами.
Из показаний Иоанна Строу. «Нашей целью было предать смерти всех рыцарей, оруженосцев и остальных дворян, потому что неразумно оставлять в живых лису, если ты думаешь уберечь курятник. Самого короля мы думали заманить хитростью и возить с собой с места на место, воздавая ему на первое время царские почести. Так мы поступили бы ради того, что много еще есть в стране темного народу, который верит в то, что все, что делается именем короля, основано на правде и справедливости. Собрав именем короля бесчисленное множество бедного люда, мы намеревались предать смерти всех сеньоров, духовных землевладельцев, епископов, монахов и, кроме того, настоятелей приходских церквей. В живых мы бы оставили только нищенствующих монахов, так как их вполне достаточно для совершения треб и таинств. Иначе мы не могли бы и поступить, потому что дворяне и клирики, собравшись с силами, снова напали бы на нас и ввергли бы в еще худшее рабство. Уничтожив таким образом врагов королевства, мы обратились бы к другим. Мы бы учредили цеховой совет в ремесленных цехах, куда избирали бы не богатых содержателей мастерских, а учеников и подмастерьев, потому что эти лучше всего разберутся в нуждах своего ремесла. Богачей, составивших себе состояние на поте и крови бедных тружеников, мы предали бы по усмотрению их подмастерьев и учеников смерти или изгнанию. Уничтожив всех врагов королевства, мы убили бы затем и самого короля».
Как видим, тут нет ни следа умильного заблуждения «царь хороший, а бояре плохие». Налицо четко разработанная программа, по которой следовало извести под корень тех персонажей, которых большевики потом назвали эксплуататорами трудового народа.
Мне иногда интересно было подумать, а что случилось бы, если повстанцам все же удалось бы претворить эту программу в жизнь? Как ни прикидывай, а в тот момент для этого имелись все шансы. Что тогда произошло бы в Англии?
Боюсь, ничего хорошего. Тот, кто любит роман «Трудно быть богом», наверняка помнит, к каким выводам в схожей ситуации пришел дон Румата. Очень быстро колесо истории закрутится в обратную сторону. Бывшие вожди крестьянских мятежников станут новыми графами и баронами.
Впрочем, у этого колеса истории попросту не хватило бы времени даже на то, чтобы сделать хотя бы один оборот в обратную сторону.
Давайте представим себе, что в Англии истреблены все дворяне, священники, богатые купцы и хозяева ремесленных мастерских. Конечно, повстанцам не удалось бы перерезать их всех до единого. Кого-то не было в стране, кто-то обязательно успел бы сбежать: в Шотландию, в Уэльс, в Ирландию, на континент, к черту на рога. Мятежники прикончили не всех, но значительную часть, подавляющее большинство. Остались только вольные крестьяне, небогатые горожане и ремесленники да нищая братия. Что тогда?
Над ответом, думается мне, не стоит долго ломать голову. Он лежит на поверхности. Очень быстро в страну, оказавшуюся по сути дела беззащитной перед внешним врагом, оставшуюся без централизованного управления – ведь государственный аппарат тоже уничтожен! – вторглись бы соседи. Они ни за что не упустили бы такой случай. Это были бы шотландцы, валлийцы, возможно, ирландцы и непременно французы.
Сильного и организованного сопротивления они, безусловно, не встретили бы. Каждый город, любая сельская община защищались бы поодиночке. Внешние враги очень быстро разодрали бы страну на куски. Каждый из них отхватил бы столько, сколько ему удалось. Именно так чуть позже произошло с Наваррским королевством, сильно ослабевшим и в конце концов разделенным меж Францией и Испанией.
Этот печальный итог для Англии можно предсказывать смело, со стопроцентной точностью. Ничего иного просто не могло произойти в Европе, где испокон веков на всякое ослабевшее государство набрасывались соседи и отрывали себе то, что могли захватить. Несколько незаурядных людей – Уот Тайлер, Джон Болл, Иоанн Строу и их ближайшие сподвижники – так и ушли в небытие, не узнав, к чему мог привести их успех.
В Лондоне прямо на улицах шли массовые казни тех горожан, которые участвовали в резне иностранцев. Им отрубали головы, вздергивали на дыбу, четвертовали. Популизма тут не было ни малейшего. Король, несомненно, был разъярен всерьез. Налоги с иностранных ремесленников приносили ему немалый доход, и еще больше выгоды обеспечивали ломбардские банкиры.
Надо сказать, что король по просьбам друзей тех людей, которые погибли при погромах, разрешил им казнить преступников вместе с палачами и наделил тем же правом вдов. Наверняка некоторые из них этим правом воспользовались. Женщины Средневековья отнюдь не были оранжерейными цветочками и к жестокостям привыкли сызмальства.
Другое дело, что на плаху и на дыбу отправились рядовые погромщики, а богатеи, науськавшие их на конкурентов, скромно остались в сторонке. Цеховые олигархи и банкиры были не такими дураками, чтобы светиться на людях, самолично участвовать в резне и грабежах.
А по Англии уже разъезжали королевские глашатаи, оглашавшие на площадях и перекрестках больших дорог новый указ его величества: «Все держатели (т. е. арендаторы. – А. Б.), как вилланы, так и свободные, чтобы без противоречия, ропота и сопротивления исполняли своим господам все лежащие на них и их землях повинности, как натуральные, так и денежные, какие они исполняли перед восстанием, не уменьшая их и не заявляя притязаний ни на какие вольности и привилегии, какими они пользовались до восстания, под страхом конфискации всего, что король может у них конфисковать».
Ослушников король предписывал отправлять в тюрьмы. Он заявил, что определит им наказание.
Этот указ фактически аннулировал все вольные хартии. Чтобы не осталось никаких недомолвок, буквально через два дня появился второй, окончательно расставивший все по своим местам, разрушивший любые иллюзии и мечты народа о вольности.
«Божьей милостью его величество, Ричард Второй, король Англии, Франции и Ирландии, повелел довести до всеобщего сведения, что слух, распространенный восставшими, будто они действовали по его королевской воле и повелению, совершенно ложен. Все вольные хартии, выданные повстанцам, признаются отныне недействительными, так как они вышли из королевской курии без зрелого размышления и наносят великий ущерб королю и его короне, а также грозят конечным разорением как ему, прелатам, знати и магнатам, так и святой английской церкви и приведут к погибели королевство. Все, у кого имеются вольные хартии на руках, немедля, под страхом конфискации имущества, должны представить их королю и его совету для уничтожения».
