Точно так же, по всем правилам, с обвинителем и защитником в другой раз судили свинью, съевшую младенца. Ее приговорили к смертной казни, и самый настоящий палач отрубил ей голову на самом настоящем эшафоте. Боюсь, хавронья так и не поняла, что ее не вульгарно режут на колбасу и окорока, а приводят в исполнение приговор законного суда.
Чем все кончилось с Бекетом? Как тогда полагалось, ему послали повестку с приказанием явиться в суд в течение тридцати дней. Интересно, как ее вручали? На гробницу, должно быть, положили, ничего другого мне как-то и в голову не приходит.
Можно легко догадаться, что по истечении срока Бекет в суд не явился. Судили его заочно, все по тому же растяжимому как жевательная резинка закону о государственной измене и без малейшей улыбки приговорили к смерти. Поскольку проделать обычную процедуру казни было бы затруднительно, полуистлевшие кости палачи попросту сожгли, а пепел – развеяли по ветру.
Разные источники по-своему оценивают общую стоимость награбленного, но суммы у всех получаются огромные. Называлась даже цифра в полтора миллиона фунтов стерлингов. Для сравнения скажу, что годовое жалованье наемного работника на ферме тогда составляло пять фунтов, фунт стоила корова.
Абсолютно все конфискованное имущество досталось королю как главе церкви. Генрих поступил по справедливости. Часть земель, недвижимости и ценностей он продал, небольшую долю раздарил тем, к кому особенно благоволил, а все остальное отправил в этакий «госрезерв», для потомков. Я же говорю, очень даже неглупый был человек.
Что до суда над Бекетом. Лично я думаю, что это не самодурство и не глупость. Такой процесс мог состояться исключительно с разрешения Генриха Восьмого. Вот и думается мне, что таким вот образом король послал, как модно нынче говорить, месседж своим высшим церковным иерархам. Многие из них в глубине души разрыв с Римом не одобряли. Мол, если я так поступил с самым уважаемым святым Англии, то уж с вами-то, пехота, в случае чего церемониться и вовсе не буду.
В то время уже имелось два весьма печальных подтверждения такого решительного настроения короля. Бывший лорд-канцлер Томас Мор и епископ Рочестерский Джон Фишпер были казнены как раз за то, что отказались признать Генриха Восьмого главой английской церкви. Но государь всегда считал, что лучше пересолить, чем недосолить.
Собственно говоря, вся реформация Генриха Восьмого свелась к тотальному разграблению и уничтожению монастырей. Церквам и храмам повезло значительно больше. Власти отрезали у них немало землицы и выгребли изрядное количество ценностей, но и оставили много: золотую и серебряную утварь, роскошные облачения для богослужения и многое другое.
Причины этого, думается мне, лежат на поверхности. Генрих, хорошо знакомый с лютеранством, вовсе не собирался превращать свои церкви в некое подобие протестантских.
Лютеранские церкви сохранили кое-какой мизер, доставшийся им в наследство от католиков. В каждой из них имелся алтарь, сработанный грубее и проще католических, распятие, несколько церковных сосудов, Евангелие – и только.
Генрих наверняка хотел самовластно править красивой, богатой церковью. А потому догматы англиканской церкви почти не расходились с католическими, сохранялась пышность всех церемоний, вся прежняя иерархия. Разве что богослужение велось теперь на английском языке вместо латыни.
Все это говорит о том, что Генрих хотел быть в своих владениях уменьшенной копией папы римского, и протестантский аскетизм его нисколечко не прельщал. На идейные основы он, в отличие от Лютера, и не думал покушаться. Правда, король вычистил из парламента всех духовных лиц, так, на всякий случай, чтобы они какой-нибудь фракции не сколотили.
А что же народ? Нет, он отнюдь не безмолвствовал, подобно персонажам известной трагедии Пушкина. Очень многих англичан злили и раздражали столь резкие и непонятные подмены в жизни. Буквально вчера людей отправляли на костры как еретиков за прегрешения против римско-католической веры, а сегодня начали сжигать уже за реальные или мнимые еретические выступления против церкви англиканской. Мало кто вообще понимал, что это за зверь такой – англиканская церковь.
К тому же у всех перед глазами был недавний разгром монастырей, выполнявших ряд полезных общественных функций. Там раздавали милостыню, давали приют путникам, в критических ситуациях помогали беднейшим крестьянам и горожанам, предоставляли им работу в своих владениях. Очень многие обездоленные, увечные, самые беззащитные люди прекрасно понимали, что им остается уходить в бродяги, нищие, а то и воры-разбойники. Тревельяна они не читали и потому не могли должным образом оценить разгром монастырей как прогрессивное событие.
К тому же по стране стали широко распространяться слухи о том, что монастырями дело не кончится. Власти скоро закроют и все приходские церкви.
3 октября 1536 г. началось так называемое Благодатное паломничество. Поначалу это и в самом деле было мирное паломничество. Толпы безоружных людей шли в Лондон, чтобы передать королю петицию. Кроме простолюдинов там было и немало благородных особ. Петицию королю передал влиятельный дворянин граф Шресбери, хорошо знавший нрав Генриха Восьмого и прибывший в столицу под охраной большого отряда своих воинов.
Паломники требовали вернуть английскую церковь в прежнее состояние, восстановить упраздненные католические праздники, прекратить религиозные преследования, провести парламентские реформы. Были там и чисто экономические требования, но о них речь пойдет в следующей главе.
Генрих петицию не принял, назвал паломников вероломными бунтовщиками и предателями и велел им немедленно разойтись по домам.
Таков уж был авторитет короля, помазанника Божьего, что паломники подчинились. Однако, уходя из Лондона, они столкнулись с новыми толпами, шедшими в столицу практически с теми же претензиями. Вдобавок лорд Дарси с отрядом дворян, сочувствующих паломникам, только что занял город Йорк.
Все повторилось. На переговоры с королем пришел стряпчий из Йорка Роберт Аске. Генрих повторил то же самое, что говорил в прошлый раз. Однако теперь паломники из Лондона не ушли. Они заявили, что хотят всего-навсего помочь королю избавиться от злонамеренных советников. Старая идея, в которую многие до сих пор верили: царь хороший, бояре плохие.
Генрих с превеликим удовольствием пустил бы в ход военную силу, да вот беда – солдат у него было примерно в четыре раза меньше, чем паломников, среди которых к тому же оказалось немало дворян и рыцарей с военным опытом. Оставался испытанный способ – затягивать переговоры, а тем временем лихорадочно собирать войска, откуда только можно.
Тянуть до бесконечности не удалось. Паломники видели, что обещанного созыва парламента нет и в помине. Поэтому самые радикальные из них перешли к активным действиям. Они атаковали и осадили крупные города – Халл, Скарборо и Карлайл.
Генрих, успевший собрать новые силы, только этого и ждал. Его войска стали громить разрозненные повстанческие отряды по отдельности, один за другим. Аске казнили в Йорке, лорду Дарси отрубили голову в Лондоне. Крестьян вешали на воротах их ферм, монахов, участвовавших в движении, – на колокольнях. И все вернулось на круги своя.
