Лиза скорчила гримасу.
– Петя посоветовал не менять фамилию. Я обиделась, спросила: «Не хочешь, чтобы я стала Трифоновой?» Петя понес какую-то чушь. Мне пришло в голову, что это происки свекрови, и я быстро переделала паспорт. И что? Теперь, когда на совещаниях говорят: «Елизавета Трифонова», все начинают как-то странно на меня пялиться! Что не так?
Я секунду помедлила с ответом, потом объяснила:
– В моей бригаде ранее работала полная твоя тезка Елизавета Трифонова. Только ее отчество Гавриловна, а твое Антоновна. Не очень хочется рассказывать подробности той истории. Можешь поговорить с Димой, он тебе все объяснит. Елизавета натворила массу глупостей, и ее убили. Вместо погибшей в бригаду пришла Вера. Она летом поехала отдыхать на дачу к бабушке, там села на мотоцикл, поехала в магазин и на шоссе столкнулась с грузовиком, за рулем которого сидел пьяный шофер. Вера осталась жива, но она до сих пор лечится, не сможет вернуться к оперативной работе, ей найдут место в отделе компьютерного поиска. Сейчас Коробков к ней постоянно ездит, обучает. Когда произносят вслух: «Елизавета Трифонова», все сразу вспоминают твою тезку. Через какое-то время люди привыкнут к тебе. Просто подожди.
– Петька-то не зря просил меня остаться Банкиной, – протянула Лиза. – Почему он мне ничего о моей предшественнице не рассказал?
– Ну, этот вопрос надо супругу задать, – вздохнула я.
– Может, вернуть Банкину, – протянула Лиза, – не хочу, чтобы люди, услышав «Трифонова», думали о покойной.
– Не спеши, – остановила я Елизавету, – все скоро перестанут глаза таращить. Знаешь, как на меня глазели, когда узнали, что я жена Ивана Никифоровича.
– Никак не могу привыкнуть, что стала Трифоновой, – призналась Лизавета, – пару дней назад сижу в ателье, отдала платье ушить. Эсэмэска пришла, что оно готово, а его никак не вынесут. Потом тетка на рецепшене объявляет: «Трифонова, пройдите во вторую кабинку». Раз произнесла, два, три… Женщин в холле было несколько, ни одна не шелохнулась. Та, что рядом сидела, начала шепотом возмущаться: «Вот народ! Записалась и утопала! Небось курить ее поволокло. Примерочных только две, народу тьма. Нам, значит, придется ждать козу?» Я проявила солидарность: «Некрасиво, конечно. Раз уж пришла в ателье, так подожди спокойно, пока твоя очередь подойдет. Есть такие бабы! Хотят за десять минут все успеть». Тут подходит ко мне швея, она для меня много чего делала, пару юбок сшила, и говорит: «Лиза, ты не слышишь? Тебя сколько еще звать нужно?» Только тогда до меня дошло: Трифонова – это же я.
– Как семейная жизнь? – поинтересовалась я, когда мы вошли в кафе.
– Еще не распробовала, – хихикнула Лизавета, – у нас с Петей графики пока не совпадают.
– Девочки, вы болтать сюда пришли или поесть? – осведомилась полная женщина за прилавком.
– Простите, – смутилась я. – Есть что-нибудь вкусное? Только не мясо, яйца и творог.
– Рыба по-парижски! Очень рекомендую. Все хвалят, – заявила буфетчица.
– Небось она по-французски разговаривает, – пошутила я.
Тетка оперлась локтями о прилавок.
– Рыбка вообще молчит. Готовить?
– Да, – ответила я.
– Что еще?
– Чай, пирожные, – перечислила я, – хотя нет, сладкое не возьму, лучше три пирожка с капустой.
– Рыба сегодня судакелло. Ее готовим.
– Судакелло? – удивилась я. – Это кто?
– Ворона – это ворона. Еж, он еж. Судакелло – это судакелло, – повысила голос тетка. – Как на ваш вопрос ответить?
– Где сие чудо-то живет? – поинтересовалась Лиза.
– В отдельном доме с камином, – разозлилась буфетчица.
– И чего ты сердишься? – удивилась моя новая сотрудница. – Ничего глупого я не спросила. Про судака знаю, о судакелле не слышала. Не могу лопать все подряд, хочу знать: он- она-оно в море или в реке плавает? Белая? Красная?
– Народ хвостом стоит, некогда мне трендеть, – донеслось в ответ.
Я посмотрела на бейджик, который украшал блузку хамоватой особы.
– Алевтина, мы тут одни.
Грубиянка моргнула и вдруг улыбнулась:
– Забегалась, не заметила, что все уже свое сожрали. Судакелло родня судаку. Он итальянец. Из Стамбула. Поэтому назван судакелло.
– Тогда уж стамбулелло, – развеселилась Лиза, – город, который вы назвали, является столицей Турции. Не Италии.
Алевтина оперлась руками о прилавок.
– Ты родилась в Москве? Русская?
– Да, – подтвердила Лизавета.
– Если переедешь жить в Париж, то будешь уже не русской? Станешь француженкой? – продолжала Алевтина.
– Нет, конечно, – ответила Трифонова.
– Вот и с судакелло так! Родился в Милане, а жил в Стамбуле. Берете? На гарнир потатосовая икра.
– Чья? – хором спросили мы.
Буфетчица закатила глаза.
– У нас сегодня тут игра «Кто хочет отгрызть миллион»? Вопросы-ответы?! Потатос. Типа нашей…
– Картошки! – воскликнула Лиза. – Только сладкой. Я ее в Мексике ела. Наш картофан безвкусный, а у них прямо творожная запеканка.
– Не знаю, кто и что в Мексике жрет, – поморщилась Алевтина, – за границей и тараканов в оладьи ложат.
– Кладут, – поправила Лиза.
Я дернула ее за кофту, но поздно. Алевтина покраснела.
– Ты кладешь, а я ложу. И что?
Я наступила подчиненной на ногу.
– Ой! – пискнула Елизавета.
– Если человек умничает, значит, у него в голове дырка от бублика, – объявила тетка. – Потатос не растет в огороде, это зубы Пота- тоса.
Глава 17
Лиза втянула голову в плечи, меня охватило неуемное любопытство.
– Кто такой Потатос? Зверь? Овощ? Фрукт? Грибы?
– Зубы твердые, – высказалась Лиза, – сундукелло еще куда ни шло, можно один раз слопать, но чьи-то клыки грызть не очень приятно.
– Судакелло, – поправила Алевтина, – потатосовые зубы мягкие, типа лапши. Он ими ходит.
– Где? – заморгала Лиза.
– В океане по дну, – рявкнула буфетчица. – Девки, вы мне осточертели. Бла-бла языком. Короче! Берете? Если да, то чай из тыквенных семечек полагается бесплатно. Если его отдельно брать, то он стоит шестьсот рубликов стакашка.
– Сколько стоит… ну… это… с зубами и рыбой? – осторожно спросила я.
– Сто граммов сырого веса пять тысяч.
– Чего? – попятилась Лиза.
– Свиных пятачков, – заорала Алевтина, – рублей!
– Ни фига се цены подскочили, – ахнула моя подчиненная, – еще вчера я тут совсем недорого поела.
