От жары и суматохи кружилась голова: слуги, державшие бесчисленные паланкины, отталкивали друг друга, стараясь выгрузить драгоценную ношу прямо на ступени дворца.
Гарем властителя занимал большую часть дворцовых построек, и проникнуть в него было непросто, тем более что в нем хранились несметные сокровища Великих Моголов.
Вначале нам пришлось пройти сквозь строй гвардейцев, вооруженных пиками и джезайлами
[10]. Они не обыскивали женщин, зато мужского пола слуг осматривали самым тщательным образом. Следующее кольцо охраны, в самом дворце, составляли рабыни-узбечки. Они были так же хорошо вооружены, как гвардейцы, и не уступали им в свирепости. Крепкие, мужеподобные, с мощными широкими плечами, сильными руками, узбечки умело справлялись со своими обязанностями. Рабыни осматривали женщин порой излишне фамильярно, хотя некоторым прикосновение энергичных рук, казалось, было приятно, но мне досмотр совсем не понравился. В самом гареме за порядком следили евнухи, единственной заботой которых было не допустить, чтобы в комнаты проскользнул хоть один мужчина, способный возлечь с женщиной. Однако все знали, что на евнухов легко надавить и на любовные посещения они смотрят сквозь пальцы.
Никогда еще я не видела, чтобы в одном месте собралось столько взбудораженных женщин. Мне никак не удавалось пересчитать их, но Иса сообщил, что их здесь, должно быть, больше восьми тысяч. Может, и так: в свое время у Акбара было четыреста жен и пять тысяч наложниц; многие из них до сих пор жили во дворце. По большей части браки властителя представляли собой политические альянсы, как и у Джахангира. Подобного рода союзы — они назывались мата — заключались на оговоренное время, после чего женщины могли вернуться к родителям с тяжелым грузом золота и прочих даров от Великого Могола. Те же, кто вступал в никах — религиозный брак, оставались в гареме на всю жизнь и получали неплохое жалованье; их родственники, владельцы больших джагиров
[11], становились еще богаче, получая возможность заниматься коммерцией. Здесь жили женщины самых разных племен и народов: кашмирки, раджнутки, персиянки, бенгалки, татарки, монголки, черкешенки, русские…
Сам дворец походил на просторный улей с комнатами-сотами. Иса сказал, что величина и богатство покоев зависели от того, насколько значительная особа их занимала.
Было душно, приторные ароматы так пропитали воздух, что мне казалось, будто я окутана чем-то вязким и влажным. Мы продвигались медленно, отчасти из-за толчеи, отчасти оттого, что Мехрун-Нисса, знавшая многих женщин, останавливалась, чтобы восторженно поприветствовать кого-либо. Правда, потом она тихим шепотом отпускала в адрес своих приятельниц ехидные замечания. Многие женщины поглядывали на нас с интересом. При дворе всякий интерес тесно связан со степенью близости к властителю. Я была от него бесконечно далека, зато мне не составило труда правильно истолковать эти взгляды: «Если их пригласили, значит, Гияз Бек прощен». Очень скоро я почувствовала, что задыхаюсь: не столько от духоты — с Джамны дул свежий ветерок, — сколько из-за фальшивого дружелюбия совершенно не знакомых мне людей.
Улизнув на балкон, я свесилась вниз и стала разглядывать дворцовый сад. Эта черта — пылкая любовь к цветущим оазисам — отличала всех Великих Моголов. Возможно, сады дарили им ощущение постоянства и вместе с тем служили напоминанием о кочевой жизни предков, когда спокойно созерцать цветы и деревья было редким наслаждением.
Напротив балкона, в середине окруженной тенистыми деревьями роскошной клумбы (розы, фиалки и канны), был устроен фонтан. Мелодично журча, стекала вода, которую, я знала это, таскали из колодцев на тридцати шести бычьих упряжках. Но труды стоили того — один взгляд на голубоватые струи приносил ощущение прохлады, хотя повсюду царила нестерпимая жара.
Слуги уже устраивали прилавки для базара, где мне вскоре предстояло выставить на обозрение жалкую кучку серебра. Из дворца несли ковры, чтоб устелить утрамбованную землю.
— Ах вот ты где. А я тебя повсюду ищу! — Мехрун-Нисса подвела за руку маленькую скромную женщину, мягкую и нежную, как серебристый шелк, в который она была закутана. — Ваше величество, вот моя племянница, Арджуманд.
Я склонилась в поклоне, догадавшись, что это Джодхи Бай, супруга Джахангира. Мне показалось, она чем-то обеспокоена, даже огорчена, и как будто ожидает от меня каких-то слов. Однако на ум ничего не пришло, и, пока Мехрун-Нисса болтала о предстоящем базаре, я стояла молча.
Джодхи Бай, дочь влиятельного князя из Страны раджей
[12], была матерью принца. Я и предположить не могла, что тетушка состоит в таких близких отношениях с любимой женой падишаха. Хотя… хитрющая Мехрун-Нисса ничего не делает просто так… Может, она что-то замыслила, познакомив нас?
Джодхи Бай наконец ускользнула от нас, как испуганный зверек, спешащий укрыться в высокой траве.
— Ох, ну и тупица же она… — вздохнув, прошептала тетушка.
— Тогда почему ты была так приветлива с ней?
— Не могу же я проявить неучтивость к такой женщине! — Она посмотрела назад, на переполненные комнаты. — Кроме того, я хотела разобраться, что она собой представляет. Как оказалось, ничего особенного! Неудивительно, что наш падишах пьет без удержу.
— Говорят, он пил и до того, как женился. Его братья умерли, потому что спились.
— Он тоже долго не протянет, если будет держать ее при себе.
— Тетушка, ты что-то задумала?
— А вот это не твое дело! — Она устремилась в толчею, словно птица, подхваченная ветром.
Тетушка была честолюбивой натурой, но разгадать ее намерения я не могла: Мехрун-Нисса, как всегда, таила свои мысли от всех.
В назначенное время, за три часа до полуночи, до нас издалека донеслись женские голоса:
— Зиндабад падишах! Да здравствует падишах!
Шум нарастал, все женщины встали, чтобы поприветствовать властителя.
Джахангир шествовал по алому бархату, раскатанному перед ним, увлеченно беседуя с моим дедушкой Гияз Беком. На голове властителя был шелковый тюрбан с султанчиком из длинных перьев цапли. Перья крепились массивной золотой брошью с огромным изумрудом посередине. Талию падишаха обвивал золотой пояс, украшенный алмазами и рубинами. Слева был пристегнут меч Хумаюна
[13], а справа за пояс был заткнут изогнутый кинжал с эфесом, инкрустированным рубинами. Шею правителя обвивало жемчужное ожерелье в три нити, на руках были золотые браслеты, усыпанные алмазами, — по одному, широкому, выше локтей и по три, чуть тоньше, на запястьях. Пальцы падишаха украшали перстни с драгоценными камнями, на ногах были туфли, расшитые жемчужинами и золотой нитью.
