Мы лежали в обнимку на траве, над нами светила луна, деревья в саду отбрасывали резкие черные тени.
Каждую ночь со дня нашей свадьбы мы наслаждались объятиями друг друга. Сбылись мечты, мне больше не о чем было молиться — разве только о том, чтобы это блаженство длилось вечно. Мы не разлучались надолго — час-другой, и мне начинало казаться, что мой любимый никогда не вернется… Неужели и у других бывает так же?
— Почему ты хочешь нарушить обещание? — снова спросила я.
— Взгляни на себя, — Шах-Джахан горделивым взглядом окинул мой округлившийся живот. Я тоже посмотрела вниз. Живот? Ну какое это имеет значение? Мне было так легко. Сердце переполняла наша любовь, каждую секунду я ощущала ее. — Поход будет долгим, утомительным… — Мой муж погладил нисколько не тяготившую меня округлость. — Я не могу рисковать, не могу взять тебя с собой.
— Мне нет дела до того, каким будет поход. Мне нет дела до удобств. Я хочу только одного — быть с тобой.
— Ребенок…
— И он тоже отправится с нами. Милый, мы не должны расставаться. Ты обещал, и теперь я ловлю тебя на слове. В конце концов, принцу не пристало нарушать слово, данное жене. Мы вместе отправимся к месту сражения. Я не вынесу разлуки, сердце мое. Слишком мучительны были пять лет одиночества…
— Но теперь все иначе. Ты ждешь ребенка, ты — моя жена. С тобой будет твоя семья, у тебя высокое положение…
— Ребенок не может поговорить со мной, и он не будет любить меня так, как ты. Он будет лишь напоминать, что тебя нет. Я не хочу возвращаться в семью, и какое мне дело до положения, если в сердце пустота и боль? Слово «принцесса» не может утешить. Оно держит людей на расстоянии, настораживает.
— Глупенькая, — в смехе моего мужа слышалась гордость, смешанная с тревогой.
Я приподнялась на локте и стала разглаживать морщинки в углах его глаз.
— Умоляю, любовь моя, останься. Это опасно, и битва будет жестокой. Раджпуты Мевара воинственны, даже Акбар не сумел с ними покончить. Он разрушил Читтор, но уничтожить меварцев ему оказалось не под силу. Боюсь, они непобедимы.
Лунный свет посеребрил его лицо. Глаза были скрыты под тенью сдвинутых бровей. Мне невыносимо было видеть, как мой любимый мучается сомнениями. Я поцеловала его и сказала:
— Никогда так не говори! Ты — Шах-Джахан, Владыка мира. Я уверена, именно ты победишь раджпутов Мевара. Я это чувствую.
Шах-Джахан мягко улыбнулся, но тревога не ушла из глаз. Прежде я не видела его столь нерешительным.
— Как ты думаешь, почему Мехрун-Нисса выбрала тебя командовать армией?
— Я наследный принц. Отец больше не хочет участвовать в сражениях.
— Нет. Джахангир все делает только по ее указке. Он изображает правителя в диван-и-кхасе, но хранительница мур-узака — она. Я как-то видела печать у нее на столике.
— Я тоже слышал, что печать теперь хранят в гареме, но решил, что это простые сплетни.
— Нет, не сплетни. Я хорошо знаю тетушку. Она лишь сделала вид, что смирилась с нашим союзом, но она не привыкла проигрывать. Борьба продолжается, а мы и не знаем, какие силы собирают против нас… Армией мог бы командовать Махабат-хан, но Мехрун-Нисса отправляет тебя… Я поняла: она хочет испытать тебя. Она надеется, что ты проиграешь войну. Более того, она уверена, что ты проиграешь. Если великий Акбар не справился с раджпутами Мевара, как же одолеет их Шах-Джахан, юнец, не набравшийся опыта в военном деле?
— Я не проиграю, — воскликнул мой муж решительно, отбрасывая мысли о возможности поражения. Настроение у него менялось так же быстро, как у его отца.
— Ты должен одержать победу. Ради нас… — Я дотронулась до живота. — Ради него… Если ты потерпишь поражение, власть Мехрун-Ниссы еще больше возрастет. Но… она в любом случае ничего не потеряет. Ты победишь, и она станет повсюду похваляться, как мудро выбрала полководца… и будет следить за тобой еще бдительнее.
Я ждала, какое решение он примет. Мне казалось, что я плыву, что лучи неверного лунного света поднимают меня над землей. Я взывала не к сердцу своего любимого, а к разуму. Наследный принц огромной империи, он наверняка ощущал одиночество, но при этом понимал, что не одинок в своих притязаниях на власть. Первое — одиночество сердца — несло печаль, второе грозило опасностью. У Акбара был наставник, полководец Байран-хан. А о Шах-Джахане искренне тревожилась лишь я одна. Если он решит не бороться за власть, я буду довольна и не стану подстегивать его к борьбе. Если же примет иное решение, тогда я — единственная во всем мире, кому он может полностью довериться.
ШАХ-ДЖАХАН
Княжество Мевар лежало примерно в шестистах косах к западу от Агры, за Джайпуром. Край был суровым и неплодородным — трава да колючие кустарники. Из мрачных гранитных крепостей, то и дело возникающих среди скал, за нами постоянно наблюдали. Во всей Индии только меварцы сохранили армию, не прекращающую сопротивления Великим Моголам. Но и среди них многих смирили, а иных превратили в союзников, в том числе и путем заключения браков.
Равалы — князья Мевара — воевали с нами сотню лет. Полстолетия назад Акбар взял осадой одну из крепостей, построенную высоко на скале. Склоны были неприступными, и Акбару, даже при использовании специальных орудий, понадобился целый год, чтобы добиться своего. Равал бежал из крепости еще до начала осады, и Акбару было известно об этом, но оставшиеся обороняли ее яростно, с фанатизмом, которого мой дед не мог понять. Во время осады Акбар понес тяжелые потери и, взбешенный этим, приказал жестоко расправиться со всеми защитниками твердыни (такого никогда не было прежде, да и после ни разу не повторилось). Жены раджпутов предпочли совершить джаухар, самоубийство, раньше, чем крепость пала. Погребальные костры, собственно, и стали сигналом сдачи…
Те меварцы, которых удалось подчинить, непрерывно сражались друг с другом. Их небольшие уделы утопали в крови, княжества были раздроблены, но нам было на руку поощрять междоусобные распри, ведь они отвлекали от борьбы с нами, Моголами.
Я вел на бой сто пятьдесят тысяч воинов. Семьдесят пять тысяч ехали на лошадях и слонах — моголы, джаты
[69], догра
[70]… Пехотинцев было столько же. Слоны тащили сорок пушек.
Поодаль следовал обоз — тысячи людей, чья задача кормить и обеспечивать армию всем необходимым. Пятьдесят тысяч повозок, груженных зерном, тысячи голов скотины, козы, птица… Если бы провизии не хватило, мы бы приобрели ее у крестьян, но не стали бы мародерствовать. Ведь теперь мы, Моголы, были не завоевателями, а правителями, так что не стоило настраивать крестьян против власти.
Движение обоза сопровождалось несмолкаемым шумом — поскрипывала слоновья упряжь, позвякивали уздечки лошадей, громыхали повозки, визжали колеса, щелкали плети погонщиков, били дундуби, трубили роги, отрывисто покрикивали, отдавая команды, офицеры…
