Ну и началось, конечно. Особо льстивые принялись писать торжественные хвалебные оды, в кабинетах и курилках стоял звенящий шепот: что подарить, как восхвалить и вознести.
Было противно. Н., мягко говоря, все не любили.
Рина решила: никаких личных подарков и никаких стишат! Подарок от отдела. Подарком поручили заняться Эдику. От такой ответственности тот сначала впал в транс, а потом и в истерику.
Но Рина стояла на своем: заниматься этим самой не хотелось, так было противно.
– Лучше ты, – сказала она плаксивому заму. – А то куплю в подарок крысиную смерть номер один.
Таким ядом в офисе недавно травили грызунов.
Эдик вяло хихикнул.
Наконец подарок выбрали – богатый дорожный несессер из кожи ската. Рина одобрила, и бедный Эдик наконец выдохнул и даже стал клянчить отгул – восстанавливать нервные клетки. Рина посмеялась, но отгул не дала:
– Перебьешься.
И вот настал час икс. С утра в офисе началась нездоровая суета – наряженные и благоухающие дамы зависали в туалетах, реставрируя осыпающуюся красоту. Бесконечные курьеры заносили корзины цветов. К пяти часам душно пахло духами и розами – цветы стояли в ведрах, банках, корзинах и вазах и ждали своего часа.
К пяти часам двери конференц-зала торжественно распахнулись, и потянулись сотрудники. В зале были накрыты столы. Рина отметила, что Н., при всей своей скупости, с собой справился – сколько же душевных мук ему это стоило? Нет, нужным людям он ничего не жалел – водил в самые дорогие кабаки, преподносил элитные коньяки, покупал билеты на первые ряды в Большой и так далее. Но здесь? Для кого? Для этих шуршащих сошек, этих никчемных тараканов? Для этих сплетников, завистников и бездельников?
За банкетом-фуршетом тщательно следила Овчарка Виолетта. Под ее зорким взглядом все притихли и замерли у входа. Наконец до нее дошло – народ перепуган до смерти, какой уж тут праздник! Она выдавила «обольстительную» улыбку, больше похожую на акулий оскал, и постаралась изобразить радушие.
Стол был богатым, на кейтеринге не сэкономили: икра – естественно, красная, но и это прорыв, – рыба трех сортов, буженина, ветчина, корзиночки с салатами и паштетами, фрукты в вазах, ну и спиртное: шампанское, коньяки и вино на любой вкус.
Народ занервничал, громко сглатывая слюну. Конечно же, все были голодны: как-то глупо идти обедать в столовку в праздничный день. Виновника торжества в зале не было. Рина понимала: будет торжественный вход. Но и самое главное – принимать и встречать гостей было ему не с руки. Еще чего, много чести! Наверное, это и правильно – в искренность Н. все равно никто бы не поверил.
Те, кто посмелее и понаглее, взяли тарелки и стали накладывать угощения. Спустя минут двадцать вошел именинник. Н. был хорош, что и говорить: богатая от природы фактура – рост, плечи, шикарные волосы, красивые руки. Рина догадывалась – многое сделано и приукрашено. Например, плечи у Н. были совсем не широкие и довольно покатые – однажды они оказались вместе в бассейне, – но умело подобранный дорогущий костюм скрывал все недостатки и подчеркивал неоспоримые достоинства. Ногти с маникюром покрыты бесцветным лаком, чуть подщипанные и, кажется, подкрашенные брови – Рина помнила, что в молодости брови у Н. были густыми, широкими, – легкий загар: солярий или недавний отпуск на Мальдивах. Плюс элегантная стрижка и модный парфюм.
Слава богу, хватало ума не подкрашивать седину на висках – понимал, что это только красит и придает благородства.
Н. был хорош, да. И многие дурочки, молодые сотрудницы, по нему откровенно сохли: закатывали глаза, обсуждая его янтарный загар и «офигительные» ботинки или рубашки. Только старые клячи над этим посмеивались: «Ох, дуры вы, девки! Во-первых, у Н. молодая жена, и вам не светит. А во-вторых, он трус и никогда не позволит себе романчик с коллегой».
* * *
Фуршет по поводу пятидесятилетия шефа прошел быстро, часа за полтора. Были торжественно вручены подарки, Н. делал вид, что смущен и страшно рад, закатывал глазки и кокетливо складывал бантиком губки. Улыбался, но глаза были льдистые, равнодушные. В них читалось, что все ему осточертели и больше всего ему хочется поскорее закончить эту бодягу.
Коробки с подарками и необъятные букеты два дюжих охранника с абсолютно одинаковыми и пустыми лицами складывали в угол, на большой стол. Овчарка успевала следить за всем – за приглашенными, охранниками, официантами и, конечно же, за гостями. При виде тех, кто часто подходил к столу, накладывал горки деликатесов и тянул руки к официантам, разливавшим спиртное, Овчарка хмурила брови и фотографировала несчастных стальными глазами.
Рина выпила рюмку коньяка, закусила бутербродом с икрой и горько подумала: «Эх, Маргошка! Вот где мы бы с тобой развеселились, да, подруга? – И в который раз: – Что же ты наделала, а?»
На тот юбилей пришла Маша. Стесняясь, бочком, зашла в зал, приткнулась к стене и завороженно смотрела на отца. Папаша нахмурился, и на его лице появилась гримаса брезгливости, но он быстро взял себя в руки – не дай бог, кто заметит! Изобразил счастливую улыбочку и чересчур бойко и радостно стал призывно махать дочери.
Встрепенувшись и растерянно оглянувшись по сторонам – ее ли зовут? ей ли оказана высокая честь? – Маша рванула к отцу.
Беглым, но очень внимательным взглядом он оглядел ее, кажется, остался не очень доволен, но справился с собой и наконец приобнял.
Маша вспыхнула, ее милое лицо осветилось счастьем.
Н. никому ее не представил, тут же выпустил из некрепких и равнодушных объятий и подтолкнул к столу:
– Иди поешь. Голодная небось, – снисходительно бросил он.
Маша смутилась и не сдвинулась с места – ей не хотелось отходить от отца. Но Н. решительно отодвинул ее от себя и что-то коротко шепнул на ухо. Маша дернулась, покраснела и быстрым шагом пошла к выходу. Н. удивился, кажется, слегка испугался, но тут же взял себя в руки.
Кроме Рины, внимательно наблюдающей за этой сценой, и еще пары человек, включая Овчарку, никто ничего не заметил. Да и слава богу. Бедная Машка! Девочка была похожу на Свету – такая же беленькая, высокая, светлоглазая, по-подростковому нескладная, тонконогая, как олененок. Хорошенькая. В будущем она точно станет красавицей, это очевидно.
Рина хотела догнать девочку, утешить, прижать к себе – жалко ее было до слез. Но, зная Машкин характер, вовремя остановилась.
Овчарка пристально смотрела на Рину. «Вот сука!» – возмутилась Рина, конечно, про себя и вышла из конференц-зала. Да пошли вы все! Заперлась у себя в кабинете и разревелась.
Как же Рина скучала по Маргошке! Как тосковала по ней! Маргошка была для нее самым близким и родным человеком. Фотография Маргошки стояла у нее на тумбочке рядом с кроватью, и каждый вечер перед сном Рина разговаривала с подругой. Делилась последними сплетнями, событиями на работе. Рассказывала о своих печалях, неприятностях, горестях. А больше было некому, вот так.
