– Извини, – повторил он, смущаясь своих неожиданных откровений. – Достал меня сын, вот я и сорвался. Не выдержал. Остапа понесло, извини.
Надо признать, что нытиком и жалобщиком Илья никогда не был. Стараясь сгладить неловкость, он притворно повеселел:
– А ужин? Глупо его игнорировать, правда?
Ужинать ей совсем не хотелось, аппетита как не было. Да и парочка пирожных сделали свое дело. «Зря я их съела, – подумалось ей. – Что-то подташнивает». И снова навалилась адская усталость, просто руки не поднять. И ко всему прочему разболелась голова. «Все-таки заболеваю, – печально констатировала она. – Нашлялась, Илья прав. Проявила самостоятельность. Взбрыкнула, покорная лошадка. Вечная терпеливица и жалельщица».
– Закажи еду в номер, – предложила Ника, – совсем не хочется выползать на улицу, Илюша. Извини.
– Нет, давай все-таки выберемся! – продолжал настаивать он. – Залежались мы с тобой, совсем раскисли. Ну под зонтом, малыш! К тому же, – он улыбнулся и кивнул на вешалку, – у тебя есть роскошный дождевик и сказочные резиновые сапоги! Ну что? Одеваемся, детка? И не страшны нам ни буря, ни ветер!
«Господи, – подумала Ника, – как же мы совпадаем! В голову приходит одно и то же. Единение душ, прости господи. Только зачем?» И все же настояла на своем:
– Нет, не пойду. Неохота, устала. И веселиться не хочется, и изображать елку в цирке. И делать вид, что все хорошо. Надоело. Да и на душе очень пакостно. И потом, я действительно себя отвратительно чувствую. – Легла, укуталась в одеяло и отвернулась.
Понимала, что он обиделся. Замолчал и больше не уговаривал. И ужин в номер заказывать не стал. Размолвка так размолвка, по полной. Чего мелочиться?
Лег с краю, отодвинувшись от нее на самую дальнюю, как только позволила двуспальная кровать, дистанцию. Включил телевизор – спасибо, что на тихий звук. Перед сном подумала: «Ноги крутит, руки ноют, как батогами избили, точно заболеваю. Кстати, а что такое батоги? Надо завтра спросить у Гугла».
За ночь ни разу не обнялись – небывалое дело. Такого, кажется, раньше не было. Даже когда ссорились, обижались друг на друга, дулись – никогда. Ночь их всегда мирила. Стоило только прикоснуться друг к другу. Это было не только непреодолимое желание и страсть – эта была потребность, необходимость ощутить близость самого родного и любимого человека.
«Ладно, – убеждала себя Ника, – я не здорова, он расстроен, все объяснимо, живые люди. Как-то все обойдется».
Проснулась рано, за окнами только-только расплывался сероватый и мрачный, смазанный, тусклый рассвет. Втянула носом, кашлянула – горло не саднит, нос не заложен. Кажется, все нормально, спасибо, господи, пронесло! И правда, тело не ломило, руки, ноги не ныли. Кажется, было хорошо – словом, ура! Настроение у нее улучшилось – теперь все будет нормально, с сегодняшнего дня. Упрямиться и обижаться она больше не станет. Ну и капризничать тоже. Ника подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы, почти одновременно распахнулись гардины в окне напротив, и чья-то рука приоткрыла окно. Следом показался нечеткий женский силуэт. Чуть наклонившись, женщина осторожно выглянула в окно.
Была она молода, скорее всего, ее ровесница – немногим за тридцать. На ней была слишком большая, свободная, белая, явно с чужого плеча, футболка. Голова острижена коротко, почти под ноль. И этот короткий стоячий ежик был ярко-синего цвета.
«Ничего себе, – усмехнулась Ника. – Вот тебе и немолодая, увешанная тусклым золотом дама с растрепавшейся за ночь прической, в тяжелом бархатном халате с кистями».
На минуту отвернувшись, женщина появилась вновь. Теперь уже с сигаретой. Облокотившись на подоконник, синеголовая увидела любопытную мадам в окне напротив и, улыбнувшись, приветливо ей махнула.
Нике стало страшно неловко, как будто ее застали за чем-то неприличным. Хотя это и было неприлично – подглядывать в чужое окно. И ведь не объяснишь свои фантазии! И не извинишься.
Ника выдавила из себя улыбку и неуверенно кивнула в ответ.
Но синеголовая уже на нее не смотрела – повернув голову, громко выговаривала что-то невидимому обитателю или обитательнице загадочной квартиры.
Она уже почти кричала, и было понятно, что она очень раздражена и недовольна. Бросив сигарету на улицу – ого, ну и нравы! – громко захлопнула окно и скрылась в квартире. Вращаясь, окурок медленно приземлился и, словно лодчонка, радостно подхватился, поспешил по мутно-зеленой воде канала.
Из квартиры напротив доносился громкий и явно немирный разговор.
«Все как у всех, – со вздохом подумала Ника. – Везде и на всех языках». Только собралась отойти от окна, как оно вновь распахнулось и появился молодой мужчина с обнаженным торсом. Надо сказать, что торс этот был ого-го! На крепких, мускулистых руках незнакомца синели и краснели густые витиеватые татуировки – дань нынешней моде.
Татуированный, поигрывая смуглыми, сильно накачанными бицепсами, почти вывалился из окна.
Ника стояла за занавеской, почему-то не в силах оторваться от обитателей квартиры. Свет зажегся, и она наконец увидела комнату, совсем небольшую, полукруглую. На гладко-белых стенах беспорядочно висели картины без рам – что-то современное, то, что Ника никогда не любила – холодное, бездушное, геометрическое. Кубы, квадраты, круги, кривые изломанные линии – безжизненная пустота. И не старайтесь выдать подобное за шедевр – Ника все равно не поверит.
С потолка свисала одинокая и безжалостно яркая лампочка-галлогенка. И никаких тебе венецианских люстр, никаких потертых тяжелых комодов. Никаких канделябров, бюро, оттоманок, потускневшего хрусталя и позеленевшей, покрытой патиной бронзы. Не было и немолодой, одинокой, разочаровавшейся в любви хозяйки.
Ничего этого не было – все это придумано ею. Никакой загадки – два молодых, явно хиппующих человека и унылая, неуютная, полупустая, холодная квартира.
Вот и получи, фантазерка.
Испытав нелегкое разочарование, Ника задернула шторы. Еще одно. Надо взрослеть, дорогая, возраст сказок прошел.
Закинув руки за голову, Илья смотрел на нее,
Ника смутилась, покраснела и рассеянно улыбнулась.
– Ну что, – спросил он, – подглядываешь? А ты вроде никогда не была любопытной.
– Да ну… – Ника смущенно махнула рукой. – Просто нафантазировала себе черт-те что. А все оказалось не так…
– Ну… – Илья широко и сладко зевнул. – Обычное дело, что тебя удивляет? Всё наши фантазии.
– Да, – согласилась она, – ты прав.
Кольнуло сердце, и вновь стало невыносимо грустно. И почему? А ведь они почти помирились…
А за окном монотонно лил докучливый дождь.
Сходили на завтрак, заглянули в парочку магазинов, купили какой-то копеечной ерунды вроде карнавальных масок и колокольчиков на подарки коллегам.
Снова зашли в кафе, выпили кофе с пирожными, о чем-то непринужденно болтали. Словом, изо всех сил делали вид, что у них все нормально, все по-прежнему. Но это было не так. Оба – а это было заметно – чувствовали: что-то изменилось в их отношениях.
