Сенатор Кобб отмахивается:
– Да ладно вам. Мы все знаем, что военным это слово не нравится. Но, Кам, ты вообще минуешь эту стадию. Вместо традиционного тренинга ты пойдёшь по программе для офицеров, причём ускоренной. Раз-два – и ты в высшем составе!
– Род войск – на ваш выбор, – предлагает Бодекер.
– Тогда пусть будет морская пехота, – встревает Роберта и, уловив на себе взгляд Кама, добавляет: – Ну… я думаю, ты именно это имел в виду… К тому же у них самая нарядная форма!
Сенатор рубит ладонью воздух:
– Словом так: ты быстренько проходишь программу для офицеров, в темпе учишься всему, что надо, и мы тебя делаем официальным общественным представителем армии со всеми вытекающими из этого положения привилегиями.
– Вы послужите примером для всей молодёжи, – вставляет Бодекер.
– И для таких, как ты сам, – добавляет Кобб.
– Таких, как я, больше нет! – вскидывается Кам, и оба государственных мужа устремляют на Роберту вопросительные взгляды.
Та кладёт вилку и отвечает, осторожно подбирая слова:
– Кам, ты как-то сравнил себя с концепт-каром. Наши дорогие сенатор и генерал подразумевают, что концепция им нравится.
– Понятно.
Прибывает основной заказ. Каму приносят говяжью спинку – любимое блюдо какой-то части его мозга. Первый же кусочек напоминает ему о свадьбе сестры. Кам не имеет понятия ни кто его сестра, ни где состоялась эта свадьба. У сестры были светлые волосы, но воспоминаний о её лице в его мозгу нет. Кам задумывается: был ли у этого парнишки – у любого из составляющих его парнишек – шанс получить «нарядную» форму? Ответ, конечно же, «нет», и Кам чувствует себя оскорблённым за своё «внутреннее общество» .
Тормоза на мокрой дороге. На них надо нажать очень осторожно, не то эту беседу занесёт неизвестно куда.
– Это очень щедрое предложение, – молвит Кам. – И я польщён вашим вниманием. – Он прочищает горло. – Я понимаю, что вы принимаете мои интересы близко к сердцу. – Он смотрит в глаза сначала генералу, затем сенатору. – И всё же это не та дорога, которую я бы выбрал на данном… – он подыскивает обтекаемое «вашингтонское» выражение, – этапе.
Сенатор, вперив в Кама взгляд, произносит:
– Не то, чему бы ты хотел посвятить себя на данном этапе?.. – Недавняя оживлённость пропала из его голоса.
Роберта тут же вмешивается, предсказуемая, словно хронометр:
– Кам хочет сказать, что ему требуется некоторое время на обдумывание.
– Помнится, Роберта, ты говорила, что дело в шляпе?
– Э… если бы вы подошли к вопросу несколько деликатней…
Генерал властно воздевает длань, призывая к молчанию:
– Похоже, вы не совсем в курсе, – веско говорит он. – Позвольте мне вам всё объяснить. – Он ждёт, пока Кам положит вилку, и продолжает: – До прошлой недели вы считались собственностью «Граждан за прогресс» . Но они продали свои права на вас за весьма значительную сумму. Вы теперь собственность армии Соединённых Штатов.
– Собственность? – переспрашивает Кам. – Что вы хотите этим сказать – «собственность»?
– Ну-ну, Кам, – говорит Роберта, пытаясь исправить положение, – это всего лишь фигура речи…
– Это не просто фигура речи! – взрывается Кам. – Это вполне конкретное явление, которое, согласно эксперту по истории в левом полушарии моего мозга, было объявлено вне закона в 1865 году!
Сенатор начинает закипать, но генерал сохраняет хладнокровие.
– Это касается индивидуумов, каковым вы не являетесь. Вы – подборка из очень специфических кусков, каждый из которых имеет определённую денежную стоимость. Мы заплатили более чем стократ за тот уникальный способ, с помощью которого эти куски подогнаны друг к другу; но в конечном итоге, мистер Компри… – генерал делает паузу, – куски – это всего лишь куски.
– Ну что, получил? – ехидно вставляет сенатор. – Хочешь уйти? Валяй, уходи. Вот только эти самые куски оставь здесь.
Кам не может контролировать своё дыхание. Десятки разных реакций внутри него соединяются в единую вспышку. Перевернуть бы стол, и пусть тарелки летят в морды этим господам!
Собственность!
Он для них просто собственность!
Самые худшие его опасения стали явью. Даже люди, восхищающиеся им, смотрят на него прежде всего как на предмет потребления. На вещь.
Роберта, увидев выражение лица Кама, хватает его за руку:
– Смотри на меня, Кам! – приказывает она.
Он подчиняется, в глубине своего существа понимая, что устроить сейчас скандал означает капитально навредить самому себе. Пусть Роберта успокоит его.
– Тридцать сребреников! – выпаливает он. – Брут! Розенберги
23!
– Я не предательница! Я верна тебе, Кам. Эта сделка была совершена за моей спиной. Я в такой же ярости, как и ты, но мы должны попробовать с честью выйти из положения.
У него всё плывёт перед глазами.
– Травяной холм
24!
– Нет здесь никакого заговора! То есть, я знала о сделке, когда везла тебя сюда, но понимала также, что рассказать тебе о ней было бы ошибкой. – Роберта меряет сенатора и генерала гневным взглядом. – Потому что если бы ты избрал военную карьеру, то вопрос о собственности не всплыл бы вообще никогда!
– Шило из мешка! – Кам заставляет себя дышать медленнее; пламя внутри постепенно превращается в тлеющие угли. – Закрыть конюшню! Лошади уже вырвались!
25
– Что это ещё за чёртова околесица? – рявкает сенатор.
– Тихо! – обрывает его Роберта. – Замолчите вы, оба!
Генерал с сенатором и вправду замолкают – и то, что Роберта парой слов затыкает им рот, ощущается как маленькая победа. Независимо от того, кто и чем владеет, эти двое здесь не главные. Во всяком случае, не на данном этапе.
Кам знает, что если откроет рот, то из него опять посыплются метафоры – таким манером он разговаривал в первые дни после своей сборки. Ну и пусть.
– Кот, – говорит он.
Генерал с сенатором оглядываются по сторонам: какой ещё к чёрту кот? !
