Была на Пушкине
[533] (единственное зрелище – вообще же отказываюсь от всяких других). Спектакль мхатовский, и если бы дать настоящую Наталью, скажем Тарасову хотя бы, чтобы была красива и обаятельна (а она очень похудела – к лицу, помолодела и к тому же влюблена в одного генерала), и настоящего Дантеса, т. к. Массальский стал играть какого-то смазливого, сентиментального офицерика провинциального, а не убийцу – Дантеса, – то получился бы просто чудесный спектакль. Есть ошибки и у режиссера, и у художника, которые я им заметила. Сговорились с Месхетели и со Станицыным, что устроим разговор специальный о моих впечатлениях о спектакле. На самом же спектакле меня вызывали и женщины (Пилявская очень хорошая Александрина, и Соня Баррель), и мужчины – Станицын, Топорков, Соснин, чтобы узнать мнение, но я стеснялась, сказала, что надо, хорошенько чтобы осело впечатление, но все-таки про некоторые вещи сказала прямо, что думаю, – в частности, об устранении дуэли.
Спектакль разрешено ставить 2 раза в месяц, актерам трудно так редко играть новый спектакль.
Завтра только выезжает Виленкин в Молотов за рукописями Миши, все тянули, т. к. думали, что рукописи здесь, в здешней Ленинской библиотеке.
Взяли для чтения одну Мишину вещь (“Полоумный Журден”), но больших надежд у меня нет, хотя поговаривают…
Было в театре чтение Маршака “Двенадцать месяцев” – прелестной его сказки, будут ставить, наверное, только медленно, т. к. очень трудно технически, говорят, будут выписывать даже из Англии какое-то оборудование для сцены. Чтобы получился спектакль вроде советской “Синей птицы”.
Маршак нежен со мной, заботлив. Завтра будет выступать на заседании, где будет ставиться вопрос о принятии меня в члены Литфонда. Это предложил Саша. Дал со своей стороны письмо, т. к. сам он не состоит в этой комиссии. Говорила, кроме Маршака, с Конст<ином> Фединым
[534], который при этом не знал, как мне посмотреть в глаза. Между прочим, от него осталась только тень.
Иг. Вл. помогает устроить дело с телефоном, что очень трудно. В Литфонде достают лимит на электричество и т. д. и т. п. Прописка, устройство всех дел с карточками – все это занимает массу времени, хотя у меня и идет не так, как у всех, так как очень помогают люди. Леонидовы, вернее Эся, из себя выходит по части гостеприимства, угощений, укладывания меня отдохнуть у них, душа, ванны и т. п. Нежный тоже очень старается. Ну, об Оле уж и не говорю. Саша Ф<адеев> тоже на высоте, как выражается моя Поля. Сразу поставил вопрос – чем питаюсь, что нужно сделать и все в таком роде.
Он считает, что ты, Дима, можешь быть прекрасно устроен здесь, что работы найдется сколько угодно (это же я поняла по разговорам с Леонидовыми, Ол. Леон, массу работает и хорошо зарабатывает), что никаких причин ждать тебе не хорошего к себе отношения нет, что если и были когда-нибудь какие-нибудь глупые разговоры, не имеющие никакой подкладки под собой, то и эти уже давно забыты, что у тебя много друзей, которые тебя любят верно и хорошо (как он сам и Коля Тихонов в первую очередь, а за этим и Павел, с которым я еще не успела повидать), и твоих учеников. Вызов тебе будет послан для всей семьи, т. е. для тебя, Туей и Поли.
С. Ф<адеев> сказал: во-первых, он получит все то, что получают писатели с его именем и положением, т. е. рабочую карточку (примерно это – 2 кг мяса, 800 гр. жиров и столько же сладкого, 2 кг крупы, соль, спички, папиросы, овощи и т. д., кроме хлеба 600 гр.). Я могу ошибиться, но очень немного в смысле количеств, я ведь не видела такой карточки, а только спрашивала про нее. Кроме же нее, можешь получить литерный обед или же сухой паек: 6 кг хлеба, 5 кг мяса, 2 – крупы, 500 гр. сахару, 10 яиц, и еще какая-то мелочь – в месяц. Кроме этого – писатели получают или ужин, или еще одну карточку, силой как рабочая… Ну, а затем надо работать, как работают все в Москве, и тогда будут и деньги, и душевное удовлетворение. По иждивенческим карточкам дают мало, почти ничего. Про работу, повторяю, С. Ф<адеев> сказал, что ее сколько угодно. В ГАБТе я не была, никого не видела.
Нина была у меня вскоре после моего приезда, и мы условились, что пойдем скоро на твою квартиру, пока еще у меня не хватило времени, но обещаю сделать это на днях
[535]. Также не была на квартире Туей, но тоже пойду на днях. Я просила Нину подробно написать тебе о твоей квартире, которую она недавно видела. Я только спросила, считает ли она возможным прибрать квартиру в уютный жилой вид, после того как в ней побывали какие-то лица чужие, она сказала – да. В Тусиной квартире был Сергей (можете себе представить, что парикмахер, поселившийся в Тусиной квартире, оказался моим Петром Ивановичем, который меня причесывает много лет). Сергей говорит, что никаких следов пожара не заметил. Да и Нина сказала, что последствия пожара незначительны, и парикмахер обещал исправить все это и освободить квартиру к Тусиному приезду…
Антология выходит, только будет называться сборником, и там будут помещены много твоих, Димочка, стихов. Так сказал тоже С. Ф<адеев> с большим удовольствием. Я попросила его вспомнить, что именно, он смог вспомнить только “Венгерку”, “Песню о ветре” – а больше не мог – сказал, что знаю только, что Володя очень полно представлен и что я им много стихов его напомнил.
Симонова я не видела, но знаю со слов Фад<еева>, что он очень хорошо (так же, как и Павлик) говорил о тебе, что посерьезнел, поумнел (не так грубо он говорил, как я пишу), что гораздо лучше стал, просто хорошо, очень хорош.
С Татьяной С<трешневой> тоже не успела еще повидаться. С Дмитр<ием> Ивановичем тоже. Тихонов в Ленинграде, я еще не написала и не послала ему письма. Но сделаю непременно. Тот, по рассказу Ф<адеева>, просто очень любит тебя.
