Осторожно поднять ногу, медленно перенести вес, стараясь не хрустеть травой. Второй шаг, третий. Справа и сзади тенью бесшумно движется Хип, слева плавно, грамотно идет Проф. А за ногу, высунувшись из травы, неловко цепляется черная сухая ручка, и кто-то поскуливает, влажно хрипит в зарослях, но не поднимается. Значит, движемся дальше.
Через узкую, темную, в радужных пятнах и космах сизой слизи речку, почти ручей, был перекинут бетонный мостик. Вода была мелкой, прозрачной, со слабым, едва заметным маслянистым блеском. Тонкая полоска особо прозрачной воды тянулась от участка илистого дна, где ярко выделялось желтое пятно песка.
– Секунду, Проф… есть у меня некоторое подозрение. – И я снял с пояса телескопический пластиковый щуп с крепким пинцетом. – Проверить хочу.
– Это, наверное, подводный ключ, родник, – с сомнением прошептала Хип, оглядываясь за спину, на пройденную поляну, где местами еще шевелилась трава.
– Может быть, – кивнул я и, разложив «телескоп», опустил пинцет в воду и вскоре нащупал в песке что-то твердое.
– Сдается мне, «перстень» в тине завалялся, – проговорил я, аккуратно вынимая из клубов мути что-то небольшое. – Сталкер я или погулять вышел? Вон, Профу обещался, надо выполнять.
Но то, что было вытащено на берег, «мертвым перстнем» не являлось, к моему легкому разочарованию. Но это определенно был аноб, внешне немного похожий на неровный, толстый кусок сплавившегося от жара бутылочного стекла. Я бы так и подумал, если бы не многочисленные ртутно-серебристые шарики внутри, которые медленно ползали в твердой зеленой толще, иногда даже выныривая на поверхность блестящими металлическими каплями. Определенно, не встречал я раньше таких штук ни сам, ни в цветных вкладках институтских «бюллетеней». А неизвестный артефакт – это лотерейка своеобразная, притом довольно гадская. Оно, может, тебе и деньгу хорошую принесет, очень хорошую, если, конечно, ты это до скупщика дотащишь. Или, например, не принесет – если, кроме «внешних данных», в артефакте нет интересных для науки свойств и нашел ты очередную бижутерию, в лучшем случае для коллекционеров. Ну или просто тихонько убьет, медленно и неощутимо, пока ты его таскаешь в защитном институтском контейнере, который, как правило, не очень-то и защищает. Вот и сиди, сталкер, думай, чеши репу.
– Проф, видели такое? – шепотом спросил я, ополаскивая в воде пластиковый щуп. – Как думаете, возьмем или ну его, пускай тут лежит, от греха подальше?
– Нет, сталкер, не приходилось, – задумчиво произнес Проф, потыкав артефакт веточкой. – Лучше, наверное, оставить здесь, не трогать.
– Я смотрю. – Пенка уверенно подошла к анобу и, поводив немного рукой над ним, кивнула и спокойно подняла. – Опасный нет. Можно держать. Бери, Лунь.
Переглянувшись с Профом, я забрал артефакт у Пенки. И впрямь большой кусок стекла, твердый и холодный, мокрый еще после реки. И шарики, хоть и похожи на ртуть, отнюдь не жидкие. Только чудно, как легко вдавливаются они обратно в твердую, «стеклянную» толщу зеленоватого цвета и плавают там в разные стороны, словно рыбки в аквариуме. Чудная штука, забавная. Даже если Институту будет официально без интереса, то, думаю, Джабир неплохо отсыплет. Много сейчас коллекционеров, на Зоне помешанных, а вещица, судя по всему, редкая, если не сказать больше. Не задерживаясь, я увел отряд подальше от реки – благо, на том берегу матриц совсем не было.
– Спасибо, Пеночка. Если бы не ты, оставил бы, наверно, – усмехнулся я.
– Не за что, друг. Не вредно совсем, он опасный нет. Он делает хорошо!
– А что хорошо, Пеночка? – мягко поинтересовался Проф.
– Сложно говорить. Не знаю слова. Проф. Простите. Но он делает. Хорошо. – Пенка задумалась и снова начала немного «рубить» фразы. – Найду слово, правильное слово. Узнаю сказать. Скажу. Слова другие. Не те, что у меня есть.
– Ты нашел, Лунь. Давай называй, – улыбнулась Хип.
– «Аквариум», – с ходу ляпнул я, рассматривая медленно фланирующие металлические капли. – Ну, похож ведь?
– Ага, что-то есть определенно, – кивнула стажер. – Хорошее название, так и запишем.
– Аквариум? Скажи аквариум… – тут же попросила меня Пенка.
– Чуть позже обязательно расскажу. – Я обернулся на «беспокойную» поляну. Не сказать чтоб слишком близко были матричные копии, но все-таки особо задерживаться и разговаривать не следовало. Берег – он и есть берег, хоть уже и далеко он. – На привале, Пеночка. Скоро уже надо искать убежище на ночь.
Жилые дома, особенно те, двери в которые были не заварены, я, по понятным причинам, решил не использовать в качестве ночного укрытия. В Зоне места, где человек жил постоянно, как правило, очень неспокойны. В подвалах собираются «матрицы», по этажам слышны звуки шагов, неясные, тихие вздохи, шепоты, стуки. Для ночевки подходили небольшие, забранные оконными решетками крепкие магазинчики, но в пределах видимости были только большие супермаркеты с витринными стеклами во всю стену или торговые центры. Подходящий вариант нашелся только в шестом часу – высокое шестнадцатиэтажное здание, явно нежилое, отданное под офисы. Проверив путь, я подвел отряд к большим металлическим дверям белого цвета с небольшими окошками. За ними в полутьме здания угадывались «вертушки» турникетов и пост охраны. Еще дальше, в темно-серых сумерках, были видны открытые двери лифтов и какие-то коробки. Вокруг широких, как слоновьи уши, загнутых металлических ручек была намотана цепь с тяжелым, брусковатым «амбарником». Выломать всю конструкцию, по виду, не стоило и пытаться – и двери, и замок, и сама цепь были действительно солидными. Но окна второго этажа над козырьком порога, хоть и были забраны тонкими решетками, не выглядели серьезным препятствием. Видимо, владельцы офисов больше рассчитывали на датчики сигнализации – к каждому окну изнутри крепились маленькие белые коробочки.
– Так, Хип, давай по-нашему. – И я встал на колено, сцепив руки в замок. Стажер кивнула, улыбнулась и, сняв рюкзак и оружие, пружинисто оттолкнулась от моих рук, плеча, и я, быстро встав, дополнительно подбросил Хип к козырьку порога. Девушка, взлетев, уцепилась за плиту, ловко подтянулась, и я подкинул ей Скарлетт.
– Посмотри, как там решетки.
– Фигня вообще. Шатаются, – послышался сверху голос Хип. – Минуту…
Послышался ритмичный скрежет, хруст и негромкий «дзынь» упавшей на козырек тонкой решетки.
– На первом этаже по-любому есть хозяйственная кондейка, стажер, скорее всего, рядом с охраной. Там должна быть стремянка, посмотри…
– Уже, Лунь. – Хип звонко вышибла стекло. – Тут за окошком ремонт был. По ходу, потолки меняли. Не стремянка, но тоже пойдет.
И вниз, стукнувшись о плитку, опустилась грубая деревянная лестница из посеревшего, но еще крепкого бруса.
– Ну, Пенка, Проф, полезли. Обживаться будем.
За выбитым стеклопакетом оказался обширный, усыпанный строительным мусором, упаковочной пленкой и остатками бумажных мешков офис. Дверь из ПВХ, ведущая в коридор, с треском вылетела из петель от, казалось бы, легкого, несерьезного тычка Пенки. Коридор был сумрачным, темно-серым. Ламинат на полу взялся скрипучими, пружинистыми холмиками, в здании гулял прохладный сквознячок с нотками влажной бумаги и плесени. Красивые пейзажные фотообои уже начали понемногу отходить от стен, сворачивались по краям трубками – второй этаж был заметно сырым. Дверь на лестницу оказалась незапертой, а сама лестница – светлой, залитой ярким, летним светом раннего вечера, и мы легко поднялись наверх. Шестнадцатый этаж в отличие от второго был сухим, только немного пыльным. Двери в несколько офисов были открыты, и на полу ворохами лежала бумага, частью рваная и в виде лент – многие документы были пропущены через шредер. Собирались, видимо, в заметной спешке – я заметил опрокинутый стол с горкой пластиковых бераторов, разбитую настольную лампу и треснутый монитор. У грузового лифта стоял красивый массивный стол из дорогого полированного дерева и рядом несколько системных блоков – видимо, готовились вывезти, но бросили так. Я прошел в офис, небольшой, светлый, с огромными окнами почти во всю стену и зеленым ковролином на полу, на котором легкий сквознячок шевелил страницы какого-то справочника. Стекла окон почти не запылились, и было хорошо видно Город, высотки, мертвую массу леса и в синеватой, немного размытой дали даже «пень» частично обрушившейся телебашни. В здании было настолько тихо, что хорошо различались шелест бумаги на полу и собственное дыхание. Поэтому, когда я спросил Зотова, выйдя обратно в полутемный коридор, звук голоса показался мне неожиданно громким:
