Дошли…
Я достал «энергетический» шоколад Сибиряка и пластины пеммикана. Несколько минут мы, закрыв глаза, медленно жевали «походный» рацион, запивая его глотками теплой воды. Открывать термос не хотелось. Почему-то именно сейчас крепкий черный чай вызывал дурноту при одном воспоминании.
– Здесь комната за окном. – Пенка вернула мне флягу с водой, стукнула рукой по целому стеклопакету. – Одна комната целая. Они уже идут. Я слышу шаги.
Стекло от удара Пенки загудело, словно чугунная плита, но осталось целым. Через несколько долгих минут белая пластиковая ручка фрамуги медленно повернулась сама собой, и окно бесшумно открылось. Подтянувшись на руках, я первый запрыгнул внутрь уцелевшей комнаты.
Легкий, особенный запах, каким, без сомнения, обладают все жилые квартиры, удивил меня даже больше, чем нетронутый интерьер маленькой комнаты. В заброшенных домах нет такого запаха, который словно бы держится в квартирах всю жизнь, и ты помнишь этот запах долгие годы, и первое, что выдает память на пороге с первым глотком воздуха: «Я знаю, я здесь был». И пока в комнатах живут люди, живет и запах – уникальный, неповторимый, свой. И умирает он тоже с уходом человека.
Здесь, конечно, давно не жили. Висел маятник настенных часов, на журнальном столике с открытой книгой и вязаной белой салфеткой лежал тонкий саван пыли. Книжный шкаф с открытой дверцей, маленький набор хрусталя в серванте. В уголке на тумбочке стояли старинный дисковый телефон и маленький переносной телевизор. Я привычно осмотрел ковры на стене и полу, стопку книг, невысокий угловой диван и высохшее в морщины, в черноту яблоко на тарелке. Но ощущение жилой квартиры никуда не делось, и было в ней что-то странное, такое, что бегали мурашки по спине, и руки не отпускали оружие.
И наконец я понял, что было не так.
Комната была совершенно целой. Обрушилась высотка, но ни трещин на потолке, ни покосившихся стен, хотя я точно, хорошо помню, как наклонило бетонную плиту на улице. И кроме пыли, все было уж слишком нетронутым – не отошли обои от стен, не лопнули от сотрясения стеклянные полки с фужерами. Но самое странное было в двери, ведущей в соседнюю комнату. Простой проем, деревянные, покрытые белой краской дощечки, и двери нет, только пустые штырьки петель, но от простого, совершенно обычного зрелища веяло чем-то иррациональным, глубоко неправильным. И хоть глаз не находил никаких признаков аномалии, я, присматриваясь к проему, все больше понимал: вот этот проход – самое дикое и странное место во всем поле аномалий, это именно он заставил колоколом гудеть стекло в окне и сохранил весь интерьер. Потому что мир за этим проемом был другим. Я это понял сразу, так как соседняя комната не могла быть абсолютной, точной копией той, в которой я сейчас стоял, разве что повернутой на сто восемьдесят градусов. Тот же ковер, тот же пейзаж за окном и уголок серванта с облупленным покрытием и слоящейся ДСП. И воздух, напоенный запахом живого дома, и легкий, прохладный сквознячок оттуда, и все различие лишь в том, что окно по эту сторону залито пыльным, знойным светом летнего солнца, а в том видна серая, пасмурная хмарь в небе, и по стеклу бегут вниз дождевые капли.
– Не подходи к двери, Лунь. Никто не подходите. Вам нельзя, – грустно сказала Пенка. – Обратно дороги нет.
– Понял. Хип, Проф, осторожно… комната аномальная, предупреждаю, – выдохнул я, чувствуя, как не желает прекращаться поток холодного песка между лопаток, – и на всякий случай ничего здесь не трогайте.
В соседней комнате послышались шаги. Тихо скрипнула дверь, и к проему вышел Фреон.
Хоть и зарос сталкер совершенно седой короткой бородой и загорел сильно, но узнал я и взгляд, и манеру держаться. Но постарел Фреон, постарел, видно это.
– Давно не виделись, бродяги, – разошлась чуть в стороны короткая, густая борода. – Привет, ну. О, и Зотов здесь. И вам привет тоже, наука. Звиняйте, руку не пожму, это теперь никак нельзя.
И Фреон уселся по-турецки на пол, положил на колени продолговатую, обводистую, чем-то похожую на бластер из фантастических фильмов FN, ту самую, с которой он и ушел тогда, просто исчезнув из мира.
– Здоров, дядька Фреон, – срывающимся голосом тихо сказала Хип.
– А вы молодцы, я смотрю. Радуете, – хмыкнул сталкер. – Я что-то ни разу и не сомневался в том, кто Пенку приведет. Который год там, за дверцей, бродяги?
– Семнадцатый, – негромко сказал Проф.
– Ну, в принципе мы недалеко забрались, значит. Пришлось возвращаться. Фельдшеру там привет передавайте, а то я ушел как-то совсем некрасиво. Хип, передай, что жив-здоров, не болею. Да, Лунь… Я смотрю, у тебя ствол новый. Если не тяжело, кинь мне пару пачек патронов, а то я поиздержался немного. Только к двери не подходи, не надо.
Я кивнул и, проглотив ком в горле, вытащил две картонные пачки 5,56. Фреон ловко поймал их, подбросил на ладони.
– О, вот благодарю. Стрельбы не много, но иногда приходится.
Второй человек, высокий, худой, с глубокими морщинами на лице и короткой, немного ершистой прической, вышел из-за спины Фреона, кивнул. В той же самой «советской» желтовато-серой ветровке с капюшоном, и так же мутновато отблескивают стекла очков. В отличие от Фреона Прохоров внешне не изменился.
– Здравствуйте, коллега, – сказал он очень тихим голосом, и я услышал, как тяжело, со сдавленным стоном выдохнул Зотов, без сил опускаясь на пыльный диван. Проф молча хватал ртом воздух, побелев как полотно, но наконец справился и только быстрыми глотками допил остаток воды из фляжки.
– Профессор Прохоров… как это возможно?..
– Вопросы возможного и невозможного одни из самых интересных, коллега, – так же тихо, словно сквозь толстую, мягкую стену, проговорил Прохоров. – Лунь, Хип, рад вас видеть. Подарок сохранили?
Я молча вытащил из кармана призму, которая вдруг налилась совершенно удивительным, спектральным переливом, пустив по комнате многочисленные яркие блики.
– Хорошо, сталкеры… берегите его. – Прохоров снял с плеча армейский планшет, размахнувшись, перебросил его нам. – В нем несколько тетрадей и карты. Это передайте Яковлеву… скажите, что от меня. Там ценная информация, которую удалось добыть, но, в общем, наша экспедиция пока не удалась. Мы не можем пройти дальше.
– Спасибо, профессор. – Я подобрал тяжелый кожаный планшет, весь в прохладных дождевых каплях. – Спасибо.
– Не спешите благодарить… это не главное, зачем мы вас позвали. Спасибо, что привели Пенку, – невесело проговорил Фреон. – Здравствуй, Пеночка. Очень хорошо, что услышала и пришла. Ты готова?
– Да. Я готова. – И Пенка повернулась к нам. Я увидел, как из человеческого, правого глаза, синего, раскосого, побежала по щеке слеза. – Прощаться время сейчас.
– К-как прощаться? О чем ты, Пеночка? – Хип, быстро подойдя, заглянула в глаза Иной и, увидев слезу, побледнела. – Погоди, я не понимаю…
– Мы не можем найти дорогу дальше… в тех Зонах слишком странные пути даже для меня, – послышался тихий голос Прохорова. – И я попросил о помощи… на тех гранях миров только Пенка сможет стать проводником.
