Пронзительно-жёлтое до белизны пламя, вечно изменяющееся и вечно обжигающее. Хаос в самом яростном своём проявлении, снизойди до меня!
– Вечный и Нетленный, Справедливый и Беспощадный, Всезнающий и Всемогущий, яви печать своей дщери...
Я почти шепчу, но в тишине, нарушаемой лишь дыханием, мои слова звучат удивительно чётко, стены отражают их бесконечным эхом, и голос превращается в гул, закладывающий уши. А когда молчание вновь возвращается в комнату, под кожей на моей груди начинают вспухать ручейки шрамов.
Сначала светлые, почти белые, они темнеют, наливаясь багрянцем, словно по причудливому контуру всё сильнее и напористее течёт кровь. Поток достигает пределов кожи, раздвигает её, просачиваясь наружу каплями, которые вопреки всему не падают вниз, на пол, в ворох одежды, а продолжают висеть в воздухе, ожидая своих подружек. Вот последняя из них срывается с краёв свежей раны, взмывает вверх, сливается с остальными и... Алые струи приходят в движение, словно чья-то невидимая рука обмакнула в кровяные чернила кончик пера и старательно выводит печать Владения. Руну Hhies, отягощённую знаком, напоминающим переплетение рук. И как только последний росчерк выстраивает капли в предписанном порядке, рисунок вспыхивает белым, на целых три вдоха топя комнату в ярких лучах, а печать на свитке и пряжка браслета на ноге девчонки вторят ему...
– Что это было?
Молодой офицер не смог удержаться от вопроса, восторженными и немного испуганными глазами глядя, как я возвращаю одежду на положенное ей место, и кожа с розовыми полосками мгновенно заживших ран скрывается под рубашкой.
– Знак Заклинателя. Им они отмечают то, чем владеют, – отвечает его старший товарищ.
– Надеюсь, такого свидетельства достаточно?
Ветеран кивает и обращается к Стручку, нервно кусающему губы:
– Подтверждение получено и засвидетельствовано. Вы обвиняетесь в том, что удерживали в своём доме гостью мэнора Келлос без согласия на то законного управителя мэнора.
– Тварь! – Точный плевок попадает мне на щёку. – Я ещё доберусь до тебя!
– Всенепременно. Но не сию минуту, а несколько позже: полагаю, у патрульных найдётся к Вам немало вопросов, heve.
Если хозяин дома свиданий и намеревался выяснить отношения со мной без промедления, то поспешившие оказаться в комнате по свистку молодого офицера солдаты отвадили Стручка от подобных мыслей: он смерил меня ненавидящим взглядом, плюнул ещё раз, правда, менее метко, и был препровождён к выходу.
– Я могу забрать её с собой?
– Да, конечно.
Подхожу к Сари, уж успевшей усесться на пол и помогаю ей обуться. А пока вожусь с сапогом, слышу тихое:
– Вот не повезло парню...
Не повезло? Что может знать об этом офицер патруля? В каком-то смысле, я оказался на редкость удачливым человеком. Потому что до сих пор жив и прекрасно себя чувствую. Телесно. Несмотря на приличную кровопотерю, завтра от шрамов снова не останется и следа, а алая жидкость восстановит своё прежнее количество менее, чем за ювеку. Душевные же переживания не имеют ровным счётом никакого смысла, поскольку прошлое неподвластно никому. Даже Заклинателям Хаоса.
* * *
– Не уходи, – попросили меня, когда я коснулся дверной ручки, и немного погодя добавили: – Пожалуйста!
Вздыхаю и возвращаюсь к постели, откуда из вороха подушек и одеял на меня умоляюще смотрят с бледного измученного личика пронзительно-зелёные глаза.
– Вам давно уже пора уснуть, hevary.
– Я не хочу.
– Почему? Сон – прекрасное лекарство, особенно в Вашем случае.
– Я... боюсь.
– Не нужно. Порог этого дома не сможет переступить никто, кроме меня и Кайрена.
– Я понимаю, но... Мне всё равно страшно.
Улыбаюсь и провожу тыльной стороной ладони по холодной щеке. Девочку бьёт озноб, и будет бить ещё долго: пока все соки сарсы не выйдут из юного тела вместе с потом и иными жидкостями.
– Вам не было страшно отправиться в незнакомый город... Что же теперь вызывает у Вас страх?
Сари молчит, виновато потупив взгляд.
– Вас предают впервые в жизни, верно?
Неуверенный кивок.
– И конечно, впервые это делает человек, которому Вы безоговорочно доверяли? Которого Вы...
– В которого я влюблена, – тихо заканчивает мою мысль девчонка и твёрдо добавляет: – Была.
– Но он хоть стоил того?
– Кто? Этот юноша?
– Нет, Ваш побег из отчего дома.
Она распахивает глаза:
– Почему ты считаешь, что я сбежала?
– Потому что юной hevary не пристало путешествовать одной и вести себя так, будто она совершенно взрослая женщина.
Палец с обкусанным ногтем выписывает круги на покрывале.
– Ну, сбежала. Это плохо?
Пожимаю плечами:
– Вообще-то, это не моё дело.
– Тогда зачем ты пошёл туда за мной?
– Хозяин обязан беречь покой и благополучие своих гостей.
Зелёный взгляд серьёзнеет:
– А ты – хозяин?
– Отчасти.
– Что значит «отчасти»?
– Если считать хозяином того, кто принимает гостей в доме, то я – хозяин, самый, что ни на есть. А если хозяин должен быть и полноправным владельцем дома, то вынужден огорчить: таковым не являюсь.
– А кем ты являешься?
– Я живу здесь. Пользуюсь всем, что находится под этой крышей. Ухаживаю за домом и садом. Участвую в Совете квартала.
– Но не владеешь?
– Нет.
– А хотел бы?
Сари смотрит испытующе.
– К чему такой вопрос?
– Мой... у моего отца есть влияние при дворе и деньги. Он может сделать тебя хозяином мэнора. Настоящим.
Ай, малышка, ну что мне толку во владении холодными стенами и клочком земли? Ты ещё не можешь понять, но когда-нибудь обязательно поймёшь: важно владеть самим собой, а не чем-то ещё, вот тогда ты и будешь настоящим хозяином. Хозяином своей судьбы.
– Спасибо за заботу, но вынужден отказаться.
В зелёном взгляде возникает обида:
– Почему?
– Потому что никакие деньги и никакое влияние не смогут справиться с волей Заклинательницы Сэйдисс.
– Кто это?
– Моя повелительница.
Сари грозно сдвигает брови и садится на постели.
– Есть только один повелитель!
– Для Империи – да. Но у каждого человека в ней может быть свой собственный, не такой, как у других, повелитель.
