Взгляд мой вышел из убежища и, скользнув по бороде безумца, стал наблюдать за ночной бабочкой, что проснулась от громкой болтовни. К бабочке клеился потолок, он приставал к ней грязно и нагло, та, пьяная от веселья, от этой игры, никак не могла от него отделаться, либо её это забавляло. Она отбивалась прекрасными крыльями с большой страстью и даже любовью. Оригинальный взгляд на вещи освещал их, как фонарь в тёмном переулке предметы. Это помогало мне абстрагироваться.
Старик всё ещё бубнил что-то на периферии моего зрения. Говорил он ритмично, с выражением. Словно читал стихи. Я вспомнил поэта из парка: «Неужели родственник?» и снова вернулся к Шиле:
«Моя любовь к тебе не изменилась, сколько бы я тебе ни изменял с другими… мыслями. Они, как женщины, снова суетились и заискивали, я же пытался их выслушать поначалу, но те галдели и не давали не только спать, не давали спать даже с тобой. Хотя я уже научился их не слушать. В ушах только шум беспокойного моря. Психиатр сказал – это влияние препаратов, что он назначил, что это давление. Возможно, ведь кто-то давил на меня постоянно, нет, не внешний мир, скорее внутренний, он выдавил уже мой характерный нос, сутулость, кадык с хрипловатым голосом, все признаки взрослого мужчины. Ты же, молодая, я представляю, каково тебе со мною было странным то ли сексом заниматься, то ли лечить мои тупые раны, невидимые раны. Мне нравилось грызть сахарную горбушку хлеба, твоего упругого тела. Я раскачивал тебя на этих качелях, ты каталась, в глазах мелькали то земля, то небо».
Иногда я выписывал свои признания на экран и потом давал почитать Шиле. Было интересно следить за выражениями её лица, выражаться оно умело. Слова бы такого никогда не передали. Следую словам старика, формула её хорошего настроения была проста: улыбка равна сумме уголков рта.
– Мир прогнулся и живёт в другом измерении. Не люди кругом, а опята, – снова подошёл ко мне этот чудак.
– Опята? – качнуло меня вместе с трамваем.
– Вот ты можешь отличить настоящих людей от ложных?
«Легко. Достаточно познакомиться с кем-нибудь в Интернете. На первом же свидании ощутишь эту разницу», – ответил я про себя, не желая вступать в полемику с дедом, и вышел на остановке.
* * *
– Вроде весна. Всё равно грустно как-то, серо.
– Поменяй обои.
– На кухне?
– В голове.
– На какой цвет? – не думал обижаться Артур.
– Неважно, главное, чтобы цвет был.
– Мы же не пара, как мы столько времени вместе.
– Почему не пара?
– Потому что пара – это не то, что нас двое, это то, что в ней нет места третьим лицам, – вдруг Шиле захотелось рассказать обо всем Артуру. Она даже провела по своим губам, которые еле сдерживались.
– А кто третий?
– Иногда мне казалось, что нас больше чем двое: может, дети скоро пойдут, или мы лицемерим уже так правдоподобно. – «Неужели ты не догадываешься? Дай по столу кулаком! Дай! Чтобы я разревелась, как настоящая баба, и выложила всё», молила про себя Шила.
– Иногда ты настоящая мегера. Я уже думал, что ты связалась с кем-то.
– Да, я не сахар, – поняла уже Шила, что сейчас они отшутятся, все её намёки сойдут на нет, в лучшем случае всё закончится сексом. – Я боюсь в тебе раствориться. Возьми меня.
– Зачем тебе это?
– Будешь носить.
– Шилу в постели не утаишь.
Я взял её без колебаний, насколько только мне позволила фантазия. Без куража, какой секс. Медленно, но верно, я настроил свою антенну и начал ловить её волну, волну, на которой сейчас каталась Шила.
«Удивительно, что он до сих пор меня хочет. Неужели мужчины настолько бесчувственны? Я бы заметила запах другой женщины за версту», – вздыхала страстью на качелях любви Шила. Тело качало душу, но той почему-то было невесело. Душа и тело всегда находились не только в разных весовых категориях, не только в разных возрастных рамках, не только с разными людьми, но и в разных позах, как сейчас.
Скоро я вернулся уставший с её эротических зон, словно мотал там срок. Что-то было не так. Я кончил, а Шила как будто бы нет, и это беспокоило странно. То ли стыд, то ли совесть, не давали забыться. Я вспомнил ответные слова Марса: «Только женщина может научить мужчину любви, если ты встретишь такую – это большое счастье, потому что через эту самую любовь у тебя будет шанс понять её, свою женщину, и только тогда, наступит момент её счастья». Сегодня он так и не наступил.
* * *
– Какие красивые глаза!
– Просто они смотрят на тебя.
– Почему с годами всё труднее влюбиться? – лежала Шила рядом с таким же, вылюбленным до дна телом. Её тело было предано постели, иногда ей даже казалось, что она только для этого и рождена, чтобы заниматься Любовью.
– Всё из-за одиночества, оно словно любимое животное. Его не бросить и отдать некому. У всех полно своего.
– А это что у тебя? – разглядывала она его тело уже после, мерцающее отсветами телевизора, который работал не покладая кристаллов и, судя по эпической музыке, вещал «Голливуд».
– Шрам. С Армии остался.
– Шрамы украшают мужчину.
– А женщину?
– А женщину украшают мужчины со шрамами.
Шила погладила рубец, потом переключилась на мужскую ладонь, что лежала на груди рядом со шрамом.
– У тебя не вены, а электрические провода, – водила она пальцами по его сильной руке. – И по ним не кровь бежит, а ток высокого напряжения. Твои прикосновения убивают во мне любовь ко всем окружающим.
– Только врагов, которые тебя окружали.
– Да, врагов хватает.
– Такую, как ты, должны окружать феи.
– Среди женщин это редкость. Тебе самому феи когда-нибудь встречались?
– Знавал я одну.
– Где ты её нашёл?
– Девушка сидела на скамейке в коротеньком летнем платье. Она ела мороженое и болтала ногой.
– Какие разговорчивые, какие красноречивые ноги, – подумал ты. – Такие могли бы рассказать много интересного.
– Дико захотелось с ними поболтать.
– Что они тебе рассказали?
– Только то, что работали в книжном.
– Красивая?
– Она так красиво говорила, что ни один мужчина не мог от неё уйти… без романа.
– Ты тоже?
– Почитал и поставил обратно на полку.
– Значит, просто привлекательная. – «Вот в чём дело, вот в чём разница», пронеслось последней электричкой в голове Шилы. «Он бесстрашный, этот Марс, он не боится меня потерять, в этом вся твоя привлекательность, в этом твой дух. Артур никогда бы не стал ранить моё присутствие другими женщинами».