– Я очень надеюсь, что вы не станете нам мешать.
Террасенская королева провела черту. Ириана затаила дыхание. Отец Шаола остался невозмутим.
– Когда я тебя видел в прошлый раз, ты не была королевой Адарлана.
– Я и сейчас не королева, но ваш сын занимает пост главного советника адарланского короля. Это значит, что по должности он выше вас. Шаол, неужели ты из скромности ничего не сказал отцу? – Аэлина одарила его обворожительной улыбкой.
Ириана и Аэлина далеко ушли от тех девчонок, какими были в Иннише, но дух королевы и сейчас не утратил огненного неистовства… с оттенком безумия.
– Да как-то не до этого было, – пожал плечами Шаол. – Думал при случае рассказать.
Вот теперь лицо Эстфола-старшего вспыхнуло гневом.
– Меня восхищает ваша подготовленность к обороне крепости, – сказал ему Рован. – Мы вовсе не собираемся захватывать ваши владения.
– Я не нуждаюсь в похвалах фэйских мужланов, – скривил губы Эстфол-старший.
Аэлина хлопнула Рована по плечу:
– Значит, мужлан. Мне это нравится. Согласен, что это лучше, чем «старый хрыч»?
Ириана не поняла, о чем речь, но решила не улыбаться.
– На этой прекрасной ноте предлагаю завершить нашу приятную беседу. – Аэлина шутливо поклонилась правителю Аньеля. – У меня в животе урчит от голода. Вам спокойной ночи. Увидимся завтра на парапете. И пожалуйста, постарайтесь к этому времени сгореть в аду.
Аэлина повернулась, увлекая мужа за собой. Но прежде чем уйти, она глянула через плечо на Ириану и Шаола. Глаза королевы светились теплом и радостью.
– Поздравляю.
Ириана не представляла, как Аэлина сумела узнать о ее беременности, и приписала это обостренному фэйскому чутью.
Шаол повернулся к отцу.
– Ты хотел видеть королеву, – сказал он, сохраняя бесстрастное выражение. – Увидел.
Эстфола-старшего трясло. Наверное, от гнева и унижения одновременно. Он молча повернулся и зашагал по коридору. Ириана подумала, что это мгновение запомнится ей на всю жизнь.
Судя по улыбке Шаола, ее муж был того же мнения.
– Какой ужасный человек! – вздохнула Элида, доедая куриную ножку.
Вторую она протянула Фенрису, вернувшемуся в фэйское обличье. Фенрис с благодарностью вонзил зубы в курятину.
– Бедный господин Шаол! – снова вздохнула Элида.
Аэлина прислонилась к стене, вытянув уставшие ноги. Проглотив свою порцию курятины, она заедала мясо ломтем темного хлеба.
– Все они бедные: Шаол, его мать, его брат. И вообще любой, кому приходится сталкиваться с Эстфолом-старшим.
Рован стоял у единственного окна, выходящего на ночную равнину, и следил за вражеской армией.
– А ты сегодня была в ударе, – сказал он Аэлине.
Королева помахала ему ломтем овсяного хлеба:
– Всякий, кто мешает мне есть, рискует дорого за это заплатить.
Рован выпучил глаза, но улыбнулся. Такую же улыбку Аэлина видела на его лице, когда они оба почуяли беременность Ирианы. Она была рада за Ириану. За них обоих. Шаол больше, чем кто-либо, заслужил такое счастье. Как, впрочем, и Рован.
Аэлина оборвала мысли о детях. Доев хлеб, она подошла к окну и встала рядом с Рованом. Он обнял ее за плечи. Легко, непринужденно.
О Маэве никто не упомянул.
Элида и Фенрис ели молча, стараясь не мешать королеве и принцу, насколько это было возможно в тесной комнате. Спать им предстояло на подстилках. Правитель Аньеля не разделял Аэлининого пристрастия к роскоши. Гостям не полагалось даже такой малости, как горячая вода для мытья и кровати.
– Люди напуганы, – сказал Рован, глядя на нижние этажи крепости. – Ты чуешь запах страха?
– Ничего удивительного. Они который день подряд обороняют крепость и не знают, чем кончится завтрашний день.
У Рована напрягся подбородок.
– Их страх доказывает, что они не доверяют нашим союзникам. Не верят, что армия хагана способна их спасти. Страх сделает их никудышными бойцами. Они проявят слабость там, где ее вообще не должно быть.
– Подскажи Шаолу, – предложила Аэлина. – Пусть произнесет воодушевляющую речь.
– Сдается мне, Шаол успел произнести немало таких речей. Этот страх опасен, ибо разъедает душу.
– Тогда что еще можно сделать?
– Сам не знаю, – покачал головой Рован.
Однако Аэлина чувствовала: он знал. Почему не говорил? Возможно, не хотел при Элиде и Фенрисе. Или что-то еще его останавливало.
Аэлина не допытывалась. Она смотрела на крепостные стены, на караульных, ходящих по парапетам, и на вражескую армию, огромным черным пятном расползшуюся внизу. Из ночной темноты доносились нечеловеческие душераздирающие крики и вой. Аэлину прошиб пот.
– Скажи, а битва на суше легче или тяжелее морского сражения? – Она повернулась к Ровану.
Она видела морское сражение близ Бухты Черепов, но оно длилось недолго. Сражение с илками, напавшими на них в Каменных Болотах, больше напоминало истребление. То, что ожидало завтра защитников крепости и войска хаганата, нельзя было сравнить ни с чем. Ни с битвами, которые ее друзья вели близ эйлуэйского побережья, пока она и Манона заглядывали в зеркало, ни с поединком на берегу, который она проиграла Маэве.
– Хаоса и неразберихи хватает везде, но со своими особенностями, – подумав, ответил Рован.
– Я бы предпочел сражаться на суше, – пробурчал Фенрис.
– Потому что никому не нравится запах мокрого пса? – Аэлина оглянулась на него.
– По этой самой причине! – засмеялся Фенрис.
Он хотя бы снова начал улыбаться.
Рован лишь скривил рот, продолжая разглядывать вражескую армию.
– Завтрашнее сражение будет не менее жестоким, – сказал он. – Но стратегия вполне здравая.
Завтра они с Шаолом займут позицию у крепостной стены и подготовятся к любым отчаянным маневрам со стороны сил Мората. Армия хаганата будет теснить и крушить врагов с тыла, выдавливая к стенам крепости. Для Элиды определили место в лазарете, где она вместе с Ирианой и другими целительницами будет помогать раненым.
Где окажутся Лоркан и Гарель, Аэлина могла только гадать. Прилетев в крепость, оба исчезли. Гарель добровольно взялся нести дозор, а Лоркан забился в какой-нибудь угол, чтобы побыть наедине со своими невеселыми мыслями. Но завтра оба будут сражаться наравне со всеми.
В комнату проскользнул Гарель, словно притянутый мыслями Аэлины.
– Армия выглядит довольно спокойной, – сказал он, усаживаясь на пол возле Фенриса и хватая куриную ножку. – Но от людей за лигу разит страхом. Дни обороны вышибли из них боевой дух.
