Манона пригнулась, взмахнула мечами:
– А потом закончим и то, что началось в древности.
Она устремилась в атаку. Сверкали лезвия мечей. Бабушка отступала шаг за шагом. Двум другим верховным ведьмам тем более было не пробиться сквозь смертоносную линию.
Исчезла ведьма, предпочитавшая смерть бабушкиному неодобрению. Исчезла ведьма, негодовавшая на правду, угрожавшую разорвать ее в клочья. Сейчас против верховных ведьм сражалась стремительная как ветер, неукротимая… королева двух народов. Такой Манону Дорин видел впервые.
Желтоногая провела маневр, заставивший Манону отступить на шаг, потом еще. Мечи все так же сверкали на солнце. Уступив эти два шага, отходить дальше Манона не собиралась. Ее сердце наполняло сознание правоты. Глаза сверкали бесстрашием. Остановить такую Манону было невозможно.
Предводительница Желтоногих оттеснила ее почти к самой черте на снегу. Бабушка и Крессэда держались поодаль, ожидая, чем это кончится.
Внешне Желтоногая выглядела сгорбленной старухой – воплощением ночных кошмаров. Она была еще мерзостнее Бэбы – прежней верховной ведьмы Желтоногих. Но проворство делало ее опасной противницей. Казалось, Желтоногая старуха и впрямь летала над землей, а ее искривленные ногти, соприкоснувшись с доспехами Маноны, всякий раз оставляли кровоточащие раны.
Мечи Маноны отражали удар за ударом, однако она не пыталась атаковать и теснить старуху. Дорин не понимал, почему она упустила несколько благоприятных моментов.
Еще непонятнее была оплошность, стоившая Маноне ран на руке и боку. Она приклеилась к месту, превратившись в стену, которую предводительнице Желтоногих было не преодолеть. Старуха рычала, снова и снова бросаясь в атаку и все сильнее поддаваясь гневу. Казалось, она утратила способность здраво оценивать положение.
Дорин разгадал маневр Маноны. Она устроила Желтоногой западню и теперь последовательно загоняла туда старуху. Приманкой служил незащищенный бок Маноны.
Охваченная яростью, предводительница Желтоногих бездумно кинулась на приманку, растопырив пальцы.
Манона ждала.
Кровожадность направляла все движения Желтоногой. Ее отвратительное лицо светилось в предвкушении убийства. Она уже торжествовала победу. Осталось лишь нанести смертельный удар, располосовать Маноне грудь и вырвать сердце.
Предводительница Черноклювых разгадала замысел внучки и пыталась криком предостеречь Желтоногую, но было поздно. Западня захлопывалась.
Едва кривые ногти Желтоногой скользнули по доспехам Маноны, как та стремительно отклонилась в сторону и ударила Рассекателем Ветра по вытянутой шее старухи.
На снег хлынула синяя кровь.
Дорин не зажмурился, как тогда, в момент казни Сорши. Отсеченная голова Желтоногой упала на снег. Следом рухнуло туловище, сминая складки коричневого плаща.
Две оставшиеся предводительницы замерли. Крошанки за спиной Дорина молчали. Манона без малейшей жалости смотрела на окровавленное туловище предводительницы Желтоногих.
В напряженной тишине Манона вонзила меч Бронвены в наст, потом нагнулась и сняла с отрубленной головы старухи древнюю корону.
Дорин пересмотрел в своей жизни достаточно корон разных эпох, но такую видел впервые. В руках Маноны было что-то сверкающее, живое. Казалось, эти девять звезд были взяты прямо с неба и помещены на простой серебряный обруч.
Свет, отбрасываемый короной, играл на лице Маноны. Она подняла корону над головой и надела на свои распущенные белые волосы.
Затих даже горный ветер. Но другой ветер, призрачный, слегка теребил волосы Маноны. Белые звезды посылали лучи глубокого синего, рубинового и аметистового оттенков. Казалось, долгие века корона спала, а теперь пробудилась.
Призрачный ветер играл волосами Маноны, прибивая белые пряди к ее лицу. Ведьмы отряда Тринадцати приложили два пальца ко лбу в знак почтения. Знак верности королеве, которая ныне смотрела на двух оставшихся верховных ведьм.
То была коронация крошанской королевы.
Священный огонь подпрыгнул и заплясал над очагом, радостно приветствуя ее.
Манона подхватила меч Бронвены, подняла Рассекатель Ветра и обратилась к предводительнице Синекровных:
– Улетай.
Синекровная, которая выглядела немногим старше самой Маноны, моргнула. Распахнутые глаза были полны страха. Кивком Манона указала на дракона Крессэды:
– Дочери скажи, что мы в расчете. Пусть сама решает, как ей быть дальше. И другого дракона забери с собой.
Бабушка Маноны встрепенулась. Сверкнули железные зубы. Она явно намеревалась задержать предводительницу Синекровных, но Крессэда уже неслась к своему дракону. Крошанская королева сохранила ей жизнь, отблагодарив Петару за возможность выступить перед Железнозубыми.
Вкоре Крессэда была уже в воздухе. Рядом с ее драконом парил дракон убитой Желтоногой ведьмы.
Бабушка Маноны осталась одна. Наедине с Маноной, в руках которой сверкали мечи, а на голове – корона с девятью звездами.
Манона и сама сверкала, словно свет звезд пронизывал все ее тело. Сильная и удивительно красивая. Такой красоты мир еще не видел и вряд ли увидит снова.
Медленно, наслаждаясь каждым шагом, Манона направилась к бабушке.
Губы Маноны сложились в легкую улыбку. Ее омывал теплый переливчатый свет. Он перекликался с решимостью, наполнявшей ее сердце во время сражения с верховными ведьмами.
Она не отступила. Не испугалась.
Корона была почти невесомой, словно сотканная из лунного света. Манона слышала радостную песню, которую ничуть не заглушало присутствие единственной верховной ведьмы.
Манона продолжала идти.
Она воткнула меч Бронвены в снег. Пройдя еще несколько шагов, сделала то же самое с Рассекателем Ветра. При ней остались только железные ногти и железные зубы.
В пяти шагах от бабушки Манона остановилась и словно заново увидела предводительницу Черноклювых. Омерзительное существо, влачащее такое же омерзительное, бесцельное существование, – вот кем была ее бабушка.
Предводительница Черноклювых заметно уступала ей в росте. Манона только сейчас обратила на это внимание. Она словно впервые видела узкие плечи и фигуру, иссушенную десятилетиями гнева и ненависти.
Улыбка Маноны стала шире. Ей показалось, что по обе стороны от нее стоят еще двое, видевшие ее сражение. Конечно, если обернуться, обычным зрением она никого не увидит. Но она чувствовала их – своих родителей, стоящих вместе с дочерью против ведьмы, что сгубила их.
Плюнув на снег, бабушка оскалила заржавленные зубы.
Манона могла бы ее убить, однако не ей принадлежали жизнь и смерть верховной ведьмы. И даже не ее родителям, незримо стоящим рядом. Быть может, они всегда здесь и были.
