– Как ты знаешь, все эти месяцы я был далеко от фамильной сокровищницы… если она еще существует. – Он сел. – Я терпеть не могу короны. Давят на голову.
– Эта почти невесомая, – усмехнулась Манона.
– Она и выглядит сделанной из света, так что неудивительно.
Тяжесть короны зависела не только от ее веса, о чем Дорин благоразумно промолчал.
– Значит, решил удостоить меня разговором, – подытожила Манона, исчерпав запас учтивости.
– Я с тобой и раньше говорил.
– Потом перестал. А теперь говоришь лишь потому, что я – королева?
– Тебя признали королевой не далее как сегодня.
Золотистые глаза ведьмы прищурились, оглядывая лицо Дорина в поисках ответа. Он не возражал, потом и сам стал всматриваться в лицо Маноны. Ее дыхание было ровным. Напряженность исчезла.
– Я думала, видеть, как она улепетывает, доставит мне больше удовольствия, – сказала Манона, имея в виду бабушку. – А что чувствовал ты, когда убил своего отца?
– Гнев. Ненависть.
Дорин даже не поморщился от нелицеприятной правды своих слов.
Манона закусила нижнюю губу. Железные зубы исчезли. Лицо выражало редкое для ведьмы сомнение.
– Считаешь, мне следовало ее убить?
Дорин задумался.
– Кто-то скажет: да, надо было. Но унижение порою страшнее смерти. Ты ее унизила. Это может заметно ослабить ее положение и повлиять на боевой дух армии Железнозубых. А вот ее гибель дала бы обратный результат: ведьмы ополчились бы на тебя и твоих соратниц.
– Но я же убила предводительницу Желтоногих.
– У тебя была причина: она посмела издеваться над святыней крошанок. Но предводительницу Синекровных и свою бабушку ты не тронула. Зато они сполна хлебнули унижения. Вот если бы ты убила всех троих или бабушку и предводительницу Желтоногих, их гибель выглядела бы благородной жертвой во имя всех Железнозубых кланов.
Манона кивала. Дорин вновь ощутил на себе ее жутковато проницательный взгляд. Взгляд замершего хищника.
– Ты прости меня за то, что наговорила тебе тогда, узнав про твое решение отправиться в Морат.
Ошеломленный, Дорин мог лишь моргать. Шутка была единственным способом спрятать растерянность.
– Смотрю, ты начала перенимать добродетели крошанок.
Она улыбнулась одними губами:
– Не дай бог мне когда-нибудь стать такой же занудой, как они.
Дорин перестал улыбаться.
– Я принимаю твое извинение, – сказал он и выдержал взгляд Маноны в знак своей искренности.
Ей это показалось достаточным ответом и отчасти – ключом к другому ответу.
Золотистые глаза потускнели.
– Ты покидаешь нас, – прошептала она. – Завтра.
– Да, – ответил Дорин, не посмев соврать.
Пора. Манона выдержала столкновение с бабушкой, бросила вызов тому, что сама помогала создавать. Словом, действовала. Вот и ему пора переходить к действиям. Дорину не требовалось искать подтверждения у Дамариса или вызывать духов мертвых. Он и так это знал.
– Каким образом? – спросила Манона.
– У ведьм есть драконы и метлы. Я научился создавать крылья.
Помолчав, Манона опустилась на колени и повернулась к нему:
– Морат – это смертельная западня.
– Так оно и есть.
– Я… Мы не сможем отправиться с тобой.
– Знаю.
В ее глазах он заметил неподдельный страх. Манона не разразилась гневной речью, не наорала на него. Даже не зарычала.
– Ты не боишься отправляться в одиночку?
– Разумеется, боюсь. Да и кто в здравом уме не испугается? Но моя миссия важнее страха.
Лицо Маноны вспыхнуло гневом. Ее плечи напряглись. Затем гнев погас, и Дорин вновь увидел лицо королевы. Как утром, после сражения с верховными ведьмами. Спокойное, мудрое, с оттенком печали и ясным пониманием. Глаза скользнули вниз и тут же вновь поднялись, перехватив его взгляд.
– А если бы я попросила тебя остаться?
Вопрос застал его врасплох. Дорин тщательно обдумал ответ.
– Мне понадобилась бы очень убедительная причина.
Пальцы Маноны принялись расстегивать пряжки и пуговицы доспехов.
– Просто я не хочу, чтобы ты уходил, – только и сказала она.
Дорин смотрел, как из-под одежды появляется ее потрясающее тело с шелковистой кожей, и у него колотилось сердце. Это не было расчетливой попыткой соблазнения. Манона торопилась предложить себя целиком.
У нее дрожали пальцы. Преодолев оцепенение, Дорин помог ей снять сапоги и отстегнуть оружейный пояс. Снимать ее кожаный камзол он не стал, а лишь расстегнул. Под слоями одежды проглядывали бугорки грудей. Дыхание Маноны становилось все сбивчивее, когда она потянулась к камзолу Дорина.
Он позволил снять с себя камзол, затем рубашку. За стенами шатра выл ветер.
Они не легли, а стояли на коленях друг против друга, голые по пояс. Корону со звездами Манона так и не сняла.
– Мы могли бы заключить союз, – тихо сказала она. – Между Адарланом и Крошанским королевством. И всеми Железнозубыми, кто последует за мной.
Дорин понял: это ее ответ на его просьбу назвать убедительную причину, которая заставила бы его остаться.
Манона взяла Дорина за руку, переплела их пальцы.
Такую доверительность он видел впервые. Такую открытость – тоже.
– Союз между тобой и мной, – добавила она.
Золотистые глаза Маноны смотрели на него, и в них светилось то же предложение. Заключить брак. Объединить ведьм и смертных самыми крепкими и нерушимыми узами.
– Ты ведь этого не хочешь, – тихо сказал Дорин. – Ты всегда считала такую привязанность к мужчине разновидностью кандалов.
Ее красивое лицо не лгало. В душе Манона соглашалась с ним. Но затем она покачала головой, и серебристый свет заплясал на ее волосах.
– Крошанки не заявляли о своей готовности лететь на войну. А я пока не решалась их спрашивать. Но если бы рядом со мной была сила Адарлана, быть может, это убедило бы их лучше слов.
Если крошанок не убедила сегодняшняя победа, вряд ли что-то еще сможет повлиять на их решение. Даже если их королева пожертвует своей свободой, которой всегда дорожила.
Но одно то, что в голове Маноны появились такие мысли…
Дорин накрутил на палец локон ее серебристых волос. На мгновение позволил себе насладиться их красотой. Согласись он, Манона стала бы его женой, его королевой. Она и так была ему ровней. Его зеркальным отражением. И при их союзе мир бы это узнал.
Но Дорину виделось и другое. Прутья клетки, которая с каждым днем становилась бы все теснее. Эта жизнь сломала бы Манону или сделала такой, что они оба ужаснулись бы.
