– Ты согласна выйти за меня, чтобы мы помогли Террасену в этой войне?
– Аэлина готова умереть ради победы над Эраваном. Почему она одна должна жертвовать собой?
Сама того не осознавая, Манона дала честный ответ.
Это жертва.
Рука Дорина потянулась к пуговицам ее кожаных штанов и ловко сняла их несколькими движениями. По животу ведьмы тянулся длинный толстый шрам. Дорин мысленно спросил себя: сдержался бы он сегодня, если бы дошло до поединка с ее бабушкой?
Ни в коем случае.
Он несколько раз провел пальцами по ее шраму. Потом по животу. Рука потянулась выше, пока не остановилась возле сердца. Левая грудь Маноны словно поднялась ему навстречу, вздрагивая от ее судорожного дыхания.
– Ты был прав. Я боюсь, – сказала Манона, накрыв его руку своей. – Я боюсь, что ты отправишься в Морат и вернешься другим человеком. Даже не человеком. Тем, кого мне придется убить.
– Я знаю.
Те же страхи одолевали и его.
Пальцы Маноны крепче сжали его руку, словно ей хотелось, чтобы там, где билось сердце, остался отпечаток его ладони.
– А если бы между нами существовал такой союз, ты бы остался?
Он слышал каждое непроизнесенное слово.
И тогда Дорин прижался губами к ее губам. Манона застонала. Он поцеловал ее снова. Язык Маноны – голодный, ищущий – сплелся с его языком. Ее пальцы оказались у него в волосах. Оба приподнялись, давая телам соприкоснуться.
Манона стонала. Ее руки переместились с волос Дорина на его грудь и поползли вниз. Не пытаясь снять с него штаны, ведьма ласкала его через ткань, отчего Дорин тоже стонал.
Время остановилось. В пространстве, окружавшем Дорина, была только Манона, живой меч в его руках. Вся торопливо сорванная одежда валялась на полу. Дорин уложил Манону на подстилку.
Она хотела снять с головы сверкающую корону, однако Дорин едва ощутимым касанием задержал ее руку.
– Не надо, – глухо произнес он. – Пусть останется.
Глаза Маноны приобрели цвет расплавленного золота. Веки отяжелели. Она повернулась, поправляя корону.
У Дорина пересохло во рту. Красота Маноны угрожала взять его в плен. Все его чувства требовали поддаться искушению. Не тела, а ее предложения.
И он чуть не сказал «да».
Его мысли занимало собственное счастье. Он жаждал этого счастья с Маноной, отчего чуть не сказал «да». Да, он сделает ее своей королевой. И тогда ему не понадобится расставаться с этой ошеломляюще красивой, неистовой ведьмой. Она постоянно будет рядом.
Манона потянулась к нему. Пальцы впились в его плечи. Дорин приподнялся и стремительно ее поцеловал.
Движение ее бедер – и он погрузился в нее. Жаркий шелк ее лона заставил его забыть о лагере вокруг и королевствах, ждущих помощи.
Не нужны ему эти ласки призрачными руками. Дорин хотел Манону целиком, только для себя. Хотел чувствовать ее кожей.
На каждый его толчок внутри ее Манона отвечала своим: резким и требовательным. «Оставайся!» Это слово звучало в каждом вздохе.
Дорин приподнял ей одну ногу, чтобы войти еще глубже. Он застонал от безупречной красоты ее ног. Манона приглушила его стон своим поцелуем и похлопала по спине, побуждая двигаться быстрее и жестче.
Он дарил Маноне все, что она хотела, получая от нее то, чего хотел сам. Раз за разом, словно эта ночь могла продлиться вечно.
Изможденные, они расцепили руки и теперь судорожно глотали воздух. Манона едва могла шевельнуться и лишь смотрела в потолок шатра. Дорин, столь же обессиленный, даже не пытался заговорить.
Да и о чем говорить?
Манона высказала все. В словах ее было столько правды, сколько она решилась туда вложить. Она очень давно не ощущала такой ясности, как сейчас, после всего, что произошло между ними.
Взгляд сапфировых глаз Дорина не отрывался от ее лица. Манона повернулась к нему. Медленно сняла корону и опустила на пол. Затем укутала их обоих одеялами. Дорин не вздрогнул, когда она прижалась к его мускулистой груди. Он обнял ее за плечи и прижал еще плотнее.
Засыпала Манона под звук его дыхания, нежась в его теплых руках.
Она проснулась на рассвете и поежилась от холода. Место, где лежал король, пустовало. Не было ни его древнего меча, ни мешка с припасами. Это означало только одно: Дорин отправился в Морат, взяв с собой два Ключа Вэрда.
Глава 63
Эдион и Киллиан вели войска к берегу Флурина, делая все, чтобы испуганные солдаты не превратились в разбегающееся стадо.
Пытаться уйти кружным путем на север уже не имело смысла. Особенно сейчас, когда загремели костяные барабаны. Их грохот с каждой минутой нарастал. Эдион объявил боевое построение.
Он находился на передовой. Доспехи потяжелели, словно были сделаны из камня. У него отобрали древний меч, а ощущение его присутствия осталось, будоража, как увечных солдат будоражит боль в отнятой руке или ноге.
– Выполни мою просьбу, – сказал Эдион Рену.
Рен пристегивал к поясу колчан и даже не поднял головы.
– Только не уговаривай меня бежать.
– Ни в коем случае.
Они находились вблизи Фералийской равнины. Какое странное совпадение, что он погибнет на том же поле, где более десяти лет назад были разгромлены войска Террасена. Там полегло множество придворных, его старших товарищей и дорогих друзей. Теперь и его кровь прольется в эту землю, а кости хищники растащат по полю. Как у павших тогда, у него не будет могилы.
– Мне нужно, чтобы ты отправил призывы о помощи.
Рен поднял голову. За эти недели лицо Ручейника-младшего исхудало до крайности. Когда все они в последний раз сытно ели? А по-настоящему высыпались? Где сейчас находилась Лисандра и в каком обличье – Эдион не знал. Минувшим вечером он не пытался ее разыскивать, да и она старательно его избегала.
Солдаты расступались, пропуская его и Рена. Все: легион Беспощадных, фэйцы, Молчаливые ассасины, воины Западного края.
– Я теперь никто. А ты – герцог Рен Ручейник. Отправь гонцов. Нокса Оэна пошли. Попроси о помощи. Отправь повсюду, ко всем, кого им удастся найти. Скажи Ноксу и остальным: если понадобится, хоть на коленях умоляют, но пусть обязательно скажут, что Террасен взывает о помощи.
Право говорить от имени Террасена имели только Аэлина и Дарро с его сановниками, однако Эдиона не заботили формальности.
Рен остановился. Эдион тоже остановился, понимая, что их могут подслушать. Многие солдаты обладали острым фэйским слухом. Эндимион и Селиана уже заняли позицию на передовой левого фланга. Лица обоих были сумрачными и усталыми. Они потеряли родину и теперь сражались за обретение новой. Если доживут. Интересно, что бы подумал его отец о сыне, сражающемся бок о бок с фэйцами?
