Вращение невидимым водоворотом затягивало Дорина в свои глубины. Он не ощущал себя полностью человеком. Возможно, и не хотел им быть. Похоже, ему предпочтительнее навсегда остаться в ином обличье, а для этого надо лишь уступить…
В гробницу ворвался порыв черного ветра, схватил Дорина в свою пасть и поволок. Дорин отбивался и беззвучно кричал. Он больше не поддастся власти ошейника. Никогда.
Но ветер тянул его прочь от ошейников. Под дверь, прочь из гробницы. Прямо на ладонь бледной руки. Сверху на Дорина смотрели бездонные черные глаза. Громадный красный рот был полуоткрыт, обнажая зубы цвета слоновой кости.
– Глупый мальчишка, – прошипела Маэва, и ее слова прозвучали для него раскатами грома.
Дорин тяжело дышал. Комариные крылышки вздрагивали. Маэве достаточно надавить пальцем, и его не станет. Дорин сжался, ожидая скорой смерти. Но ладонь Маэвы оставалась открытой. Она шла по коридору, торопясь покинуть подземелье.
– Теперь ты на собственной шкуре прочувствовал, почему я сбежала из их мира, – сказала она, и ее лицо помрачнело. – Это длилось день за днем, постоянно.
В покоях Маэвы Дорина основательно вывернуло. Он скрючился над деревянным ведром, исторгая туда содержимое желудка. Маэва сидела возле очага и с жестоким любопытством наблюдала за ним.
– Ты же насмотрелся ужасов в застенках и не дрогнул, – усмехнулась она, когда Дорин опять согнулся над ведром.
«Почему сегодня?» – спрашивали глаза изгнанной фэйской королевы.
Дорин поднял голову, вытер рот о плечо камзола.
– Эти ошейники… – Он провел рукой по шраму на шее. – Я сам не думал, что их вид так на меня подействует. А когда увидел снова…
– Ты безрассудно отправился в подземелье, даже не подумав о возможных последствиях.
– Если бы ты меня не нашла, я смог бы выбраться оттуда самостоятельно?
Дорин не спрашивал, каким образом Маэва вызволила его из гробницы и как вообще почувствовала беду. Похоже, ее магическая сила следила за ним повсюду.
– Пока ошейник не защелкнется на чьей-то шее, он безопасен. Но сама эта гробница – средоточие ненависти и боли. Жуткие воспоминания въелись в стены. Гробница поймала тебя в ловушку, – сказала Маэва, разглядывая свои длинные ногти. – Вернее, ты позволил себя затащить.
Почти то же самое говорила об ошейниках и Кальтэна: «Меня застали врасплох».
Маэва хмыкнула, прекрасно сознавая его вранье:
– Ошейники – одна из хитроумных идей Эравана. Его братьям не хватило бы мозгов для такого. А вот Эраван всегда был неистощим на выдумки. – Маэва откинулась на спинку стула, закинув ногу на ногу. – Но это же дарование сделало его самонадеянным, и то, что Эраван позволил тебе остаться в Рафтхоле, с отцом, а не притащил сюда, – лучшее подтверждение моих слов. Он думал, что сумеет управлять вами на расстоянии. Будь Эраван осмотрительнее, он бы сразу привез тебя в Морат и вплотную занялся тобою.
Перед глазами Дорина вновь замелькали каменные ошейники. В ноздри ударил их ядовитый маслянистый запах. Ошейники звали его, ждали его…
Дорина в очередной раз вывернуло.
Маэва негромко засмеялась. Дорину показалось, что невидимые когти царапают ему спину, пытаясь проникнуть глубже.
Он приказал себе успокоиться и повернулся к Маэве:
– Ты отдала Эравану своих паучих, куда вселились его принцессы. Ты ведь знала, чтó им придется вытерпеть. Знала, каково оказаться в ловушке, хотя иного рода.
У него на языке крутился и другой вопрос, оставшийся незаданным: «Как ты могла согласиться на это, зная, на какие ужасы обрекаешь своих служанок?»
Маэва приумолкла. По ее лицу даже пробежала тень сожаления.
– Мне было тяжело решиться на это, но я должна была доказать Эравану серьезность своих намерений. Не желаешь проверить мои слова? – спросила она, покосившись на Дамарис.
– А ты хочешь, чтобы я это сделал? – задал встречный вопрос Дорин, не притрагиваясь к эфесу меча.
– Ты действительно… иной. Может, твое зачатие не обошлось без вмешательства валгов?
Дорин поежился. Он так и не решался спросить Дамарис о полноценности своей человеческой природы. В условиях Мората это не имело смысла. Его занимал другой вопрос.
– Зачем Эраван вытворяет все это? – спросил Дорин, махнув в сторону окна.
Ответ самого Эравана, полученный неделю назад, его не удовлетворил. Дорин продолжал доискиваться причин.
– Потому что может, вот почему. Потому что Эравану это доставляет удовольствие.
– Тебя послушать, получается, будто Эраван – самый кроткий из трех братьев.
– Так оно и есть, – ответила Маэва, проведя рукой по горлу. – Все свои знания Эраван получил от Оркуса и Мантикса. Если бы они вдруг вернулись в этот мир, чудовища, которые он создает и разводит в недрах гор, показались бы ягнятами.
Хотя бы в этом Дорин послушался предостережений Кальтэны. Он ни разу не сунулся в окрестные пещеры, где, как она рассказывала, стояли каменные алтари, на которых Эраван и сотворял исчадия преисподней.
– А у вас с Оркусом не было никаких детей? – спросил Дорин.
– Это всерьез интересует моего будущего мужа?
– Я хочу понять своего врага, – уклончиво ответил Дорин, усаживаясь на корточки.
Маэва задумалась над его словами.
– Я не позволила своему телу созреть для деторождения. Это было моим первым маленьким бунтом против Оркуса.
– Валгские принцы и принцессы – это дети других королей?
– Кто-то да, а кто-то нет. Достойных наследников среди них не было. Хотя откуда мне знать, чтó произошло в их мире за эти тысячелетия?
Она говорила «в их мире», более не считая себя его частью.
– Принцы, которых Эраван вытащил сюда, недостаточно сильны. Это наверняка его бесит.
– И потому он решил позвать принцесс?
– Женщины гораздо действеннее и опаснее, – Маэва кивнула. – Но зато их труднее удержать в теле, которое они заняли.
Дорину казалось, что белый шрам на его шее стал обжигающе горячим, однако на этот раз он сдержал рвотные позывы.
– Зачем ты покинула свой мир?
Маэва удивленно заморгала.
– Тебя так удивляет мой вопрос?
– Видишь ли, я очень давно не говорила с теми, кому известно, кто я на самом деле. И с теми, в чей разум мне не пробиться.
– А в разум Аэлины?
– Аэлина… – На подбородке Маэвы едва заметно дернулась жилка. – Неистовый Огонь… Я не смогла целиком проникнуть в ее разум, но кое-что мне удалось ей показать.
– Зачем ты захватила ее в плен? Зачем приказывала ее пытать?
Так, если отбросить все иносказания, называлось случившееся на эйлуэйском берегу и потом.
