Ириана закрыла глаза. Хазифа поцеловала ее в лоб. То был знак благословения и скорого прощания.
– Ты останешься на этом континенте, – продолжала Хазифа, не переставая улыбаться. – Но какие бы расстояния нас ни разделяли, наша связь не оборвется, поскольку мы связаны вот здесь, – Хазифа дотронулась до сердца. – И сколько бы лет ни прошло, ты всегда останешься желанной гостьей в Торра-Кесме. Всегда.
Ириана приложила дрожащую руку к своему сердцу и кивнула.
Хазифа сжала ей плечо и уже собиралась вернуться к раненым, когда Ириана, запинаясь, сказала:
– А что, если…
Хазифа удивленно посмотрела на нее.
– Говори.
– Мне тут подумалось… Вот мы с Шаолом вернемся в Адарлан. Родится наш ребенок, и потом… Что, если я создам еще одну Торра-Кесме?
Хазифа вскинула голову, будто вслушиваясь в слова Ирианы, эхом отразившиеся у нее в сердце.
– Значит, северная Торра-Кесме.
– Да. В Рафтхоле. Когда-то символом адарланской столицы был стеклянный замок. У многих он вызывал только ненависть. Ничего удивительного, ведь это была затея Эравана. Я хочу, чтобы у Рафтхола появился другой символ. Другая башня. Это станет моей помощью в восстановлении всего, что успел разрушить Эраван. Нуждающиеся будут получать там помощь, как и Антике. Но главное – обучение юных целительниц. Кто-то из них родился, осознавая свой дар, а кто-то даже и не подозревает, что может спасать жизни.
Эти мысли появились у Ирианы совсем недавно. Многие фэйцы, явившиеся на помощь Оринфу вместе с Волчьим племенем, были потомками целительниц, в давние времена обучавших женщин из Торра-Кесме. Возможно, история повторится, теперь уже на Эрилее.
– Мне очень нравится твоя задумка, Ириана Эстфол, – сказала Хазифа и снова улыбнулась.
Она пошла помогать очередным раненым. Ириана осталась стоять, опустив руку на слегка округлившийся живот.
Минувшим вечером они не знали, доживут ли до утра. Но утро близилось, неся с собой уже совсем другие заботы. Заботы о будущем.
Скоро совсем рассветет. Взойдет солнце. За всю ночь Манона так и не сомкнула глаз. Не нашла себе тихого уголка, чтобы передохнуть. Вначале проверяла, все ли раненые крошанки и Железнозубые получили помощь целителей. Потом занялась подсчетом тех, кто уцелел в сражениях минувшего дня. Кто пережил эту войну.
А в той части ее души, когда-то спаянной с неистовыми, огненными душами двенадцати ведьм, ощущалась гнетущая пустота.
Наверное, потому она и не стала искать место ночлега, хотя Дорин наверняка устроился в одной из пустующих комнат. Остаток ночи Манона провела на башне, в драконьем гнезде, глядя на поле недавних сражений. Рядом мирно посапывал Аброхас.
Равнину постепенно очистят от мертвых тел. Кончится долгая зима. Растает снег. На равнине вырастут трава и цветы. Но что будет с местом, где оборвались жизни ее ведьм? Оно так и останется куском выжженной земли? Вечным напоминанием об их гибели?
– Мы произвели окончательный подсчет, – раздался за спиной голос Бронвены.
Манона обернулась. Вместе с Бронвеной к ней на башню поднялась Гленнис. Следом шла Петара.
Манона лишь махнула рукой, приготовившись услышать пугающие результаты. Потери были велики, но не столь велики, как она думала.
Манона закрыла глаза, а когда открыла снова, три ведьмы молча смотрели на нее. Рука Бронвены лежала на плече Петары. Союзницы.
– Завтра мы соберем тела погибших ведьм, – тихим, глухим голосом сказала Манона. – Когда взойдет луна, сожжем их на погребальном костре.
Этот ритуал был общим у крошанок и Железнозубых. Завтра полнолуние – Чрево Матери. Благоприятное время для сожжения тел погибших, которые вернутся к Трехликой богине и заново родятся из ее чрева.
– А после этого? – спросила Петара. – Что дальше?
Манона посмотрела на Петару, затем на обеих крошанок.
– А что бы вы хотели?
– Отправиться домой, – тихо ответила Гленнис.
Манона сглотнула. Где теперь ее дом, она не знала.
– Я вам больше не командующая. Все могут разлетаться в любое…
– Ты меня не поняла, – улыбнулась Гленнис. – Домой – значит в Западный край.
Манона и Петара переглянулись.
– Мы не можем, – сказала Петара.
– Можете, – возразила Бронвена и улыбнулась.
Манона растерянно моргнула. Затем еще раз, когда Бронвена протянула руку и разжала кулак.
На ладони лежал удивительно красивый и хрупкий сиреневый цветок величиной с ноготь большого пальца Маноны.
– Сегодня ночью в Оринф прилетел отряд крошанок. Призыв королевы дошел до них с запозданием, но они сразу же откликнулись и поспешили сюда. Им было лететь дольше всех – из Западного края.
Манона не могла оторвать глаз от сиреневого цветочка.
– Это они привезли с собой, – пояснила Бронвена. – С равнины возле Ведьминого города.
Бесплодная равнина, обильно политая кровью давних сражений. Там веками не росло ничего, кроме тощей травы и мха. И вот…
У Маноны затуманилось зрение. Гленнис взяла ее за руку и подвела к Бронвене. Та положила цветок Маноне на ладонь.
– Изменений можно добиться только совместными усилиями, – прошептала старуха. – Будь мостом. Будь светом.
Манона уже стала мостом, соединив две породы ведьм, до этого отчаянно враждовавших между собой. А светом стали ведьмы ее отряда Тринадцати. Никогда еще Выплеск не оборачивался мощнейшим выбросом света.
– Когда железо расплавится… – тихо произнесла Петара, голубые глаза которой были полны слез.
Ведьмы отряда Тринадцати расплавили ту башню. Расплавили Железнозубых, находившихся внутри. Потом и самих себя.
– Когда на полях, политых кровью, вырастут цветы… – подхватила Бронвена.
Манона смотрела на поле, и у нее подгибались ноги. В тот день она от горя ничего не замечала. Но ей рассказали, как все место, где ведьмы ее отряда пожертвовали собой, покрылось белым ковром цветов, принесенных горожанами.
– Пусть земля будет свидетельницей… – продолжила Гленнис.
И не только земля. Отдать дань уважения погибшим ведьмам пришли тогда не только жители Террасена. Там были люди и фэйцы, посланцы разных народов и разных государств. И конечно же, там были Железнозубые и крошанки.
Ведьмы ждали завершающих слов. Глядя на бесконечно дорогой цветок у себя на ладони, Манона дрожащим голосом прошептала:
– Возвращения на родину.
Гленнис склонила голову:
– Отныне древнее проклятие сломлено. И на родину мы вернемся вместе, как один народ.
Манона смотрела на них, забывая дышать. Потом разбудила Аброхаса и вскочила в седло. Ничего не объясняя, она устремилась в предрассветный сумрак.
