– Меня вообще ничему такому не учили, – вздохнула Манона.
«Странно, если бы тебя учили искусству дипломатии», – подумал Дорин.
– Хочешь услышать мое откровенное мнение? – спросил он.
Золотистые глаза вперились в него. Ведьма едва заметно кивнула.
– Найди то, что для крошанок особенно важно, и обрати это себе на пользу. Как ты думаешь, что могло бы заставить их пойти за тобой и увидеть в тебе настоящую крошанскую королеву? Вчерашнее сражение создало крупицу доверия, однако они не спешат тебя признавать. Возможно, Гленнис тебе что-то подскажет.
– У старухи спрашивать рискованно.
– Ты ей не доверяешь?
– А с какой стати мне ей доверять?
– Она – твоя прабабушка. Встретила тебя вполне приветливо, а не приказала убить на месте.
– Моя бабушка тоже не приказывала… до поры до времени.
Лицо Маноны осталось бесстрастным, но пальцы впились в кожу головы.
– Вот тебе пример, – продолжал Дорин. – Аэлине требовалась поддержка микенианского флота. Но соплеменники капитана Рульфа веками прятались по бесчисленным островам и никуда плыть не желали. У них существовало поверье: в Террасен они вернутся, если вдруг снова появится морской дракон. Когда-то морские драконы были их союзниками, однако потом бесследно исчезли. И Аэлина устроила им явление морского дракона. Она выманила небольшой валгский флот для нападения на Бухту Черепов, выбрав такое время, когда пиратская столица была наиболее беззащитной. И в разгар сражения на помощь микенианцам приплыл морской дракон, сотворенный силой магии.
– Дракона звали Лисандрой, – усмехнулась Манона.
Дорин кивнул.
– И что, микенианцы купились на это?
– Поголовно. Аэлина вовремя узнала, чем можно привлечь их на свою сторону. Вот и подумай, чем ты смогла бы привлечь крошанок.
Манона вытянулась на подстилке, поигрывая красным лоскутом в косе.
– Утром спрошу у Гисланы.
– Сомневаюсь, что Гислана это знает.
– Ты всерьез считаешь, что мне нужно спрашивать у Гленнис?
– Да, всерьез. Думаю, она тебе поможет.
– С какой радости?
На лице Маноны появилось мимолетное выражение… ненависти к самой себе. Дорин видел его не впервые. А ее соратницы? Открывалась ли ведьмам отряда Тринадцати эта потаенная черта ее характера?
– Когда-то мать Гленнис выполнила просьбу своей королевы и увезла новорожденную наследницу, дабы не прервался род крошанских королев. Твой род. Думаю, старуха не просто так рассказала тебе эту историю. Гленнис намекала: в случае чего она сделает то же самое.
– Тогда почему бы не сказать напрямую?
– А ты, случайно, не заметила, что твое появление не вызвало у крошанок взрыва ликования? Даже эта уловка с атакой Желтоногих не изменила их отношения к тебе и твоим ведьмам. Гленнис умеет вести игру. Тебе тоже нужно обучиться. Прежде всего узнать, что привело их в этот лагерь, а затем обдумывать следующий свой шаг.
Губы Маноны плотно сжались, затем изогнулись в улыбке.
– Хорошо же твои учителя тебя научили, короленок.
– Когда тебя растит тиран, находящийся под властью демона, это имеет свои преимущества.
Дорин говорил спокойно, но в душе начинал бурлить гнев.
Манона смотрела на белый след от ошейника. Дорин ощущал ее взгляд почти как прикосновение.
– Ты продолжаешь его ненавидеть.
– А с чего мне его любить? – удивился Дорин.
Лунно-белые волосы ведьмы тускло блестели в полутьме шатра.
– Ты мне рассказывал, что он был человеком. Глубоко внутри он оставался человеком и, насколько возможно, пытался тебя уберечь. Однако ты и сейчас его ненавидишь.
– А если я и сейчас считаю неприемлемым то, каким образом он меня уберегал?
– Но твою целительницу убивал не человек. Демон.
– Это ничего не меняет, – стиснул зубы Дорин.
– Так ли уж не меняет? – нахмурилась Манона. – Сколько живут одержимые валгскими демонами? Считаные месяцы. Ты сам едва выдержал подселение.
Дорину стоило волевых усилий, чтобы не содрогнуться от ее безжалостно правдивых слов.
– Твой отец продержался несколько десятков лет.
Ведьма смотрела ему в глаза. Дорину было не привыкать выдерживать ее взгляд.
– Если ты пытаешься сделать из моего отца подобие благородного героя, не трать время понапрасну. – Дорин хотел на этом прекратить разговор, но не удержался от вопроса: – А если бы тебе сказали, что твоя бабушка в глубине души – добрая и заботливая, что она вовсе не хотела убивать твоих родителей и многих других? И, даже приказывая тебе убить твою сводную сестру, она делала это «по стечению обстоятельств». Ты бы легко поверила и столь же легко простила бы ее?
Взгляд Маноны скользнул вниз, к шраму на животе, скрытому под одеждой. Дорин приготовился услышать гневный ответ, но услышал совсем другое:
– Устала я от разговоров.
Прекрасно. Он тоже устал.
– Можешь предложить какое-то иное занятие, ведьмочка?
Голос Дорина стал хриплым. Он знал: Маноне прекрасно слышен бешеный стук его сердца.
Манона молча переползла на его подстилку, так что оказалась сверху. Волосы из ее разлохматившейся косы скрыли лица обоих.
– Я же сказала, что не хочу говорить, – выдохнула она, наклоняясь к его шее и касаясь зубами белого шрама.
Дорин негромко застонал и раздвинул ноги, упершись бедрами в бедра ведьмы. Его дыхание стало прерывистым. Рука сама двинулась по спине Маноны.
– Ну так закрой мне рот, – прошептал он, обхватывая ее ягодицы.
Манона слегка покусывала ему шею и подбородок. Никакого намека на железные зубы, однако Дорин чувствовал их присутствие, словно изящный меч, занесенный над его головой.
Только наедине с Маноной ему не требовались объяснения. Только с нею он мог быть самим собой, а не королем или еще кем-то. Только в ее объятиях у него исчезало всякое самоосуждение, он забывал горечь поражений и тяжесть грядущих дел.
Наслаждение и блаженные минуты полного забвения.
Рука Маноны нашла пряжку его пояса, он потянулся к ее поясу, и все остальное происходило без слов.
За одним их слиянием вскоре последовало другое, что притупило напряженность Маноны, но лишь отчасти. Проснувшись, она с удивлением обнаружила, что снаружи еще светло. Вчерашний налет сбил привычный ход времени. День выдался пасмурный. Под свист ветра Манона оделась, решив побеседовать с Гленнис.
Адарланский король продолжал спать, завернувшись в покрывала, которые они соединили для большего тепла. Может, он и хотел держать Манону в объятиях, но она не позволила. Когда все кончилось, она повернулась к нему спиной и закрыла глаза. Дорин не возражал. Два слияния подряд утомили его, и он быстро заснул. Под его негромкое похрапывание Манона обдумывала, с чего начнет разговор со старухой.
