Она будет сражаться за возвращение к прежней Аэлине. Продираться туда. Вспомнит свою нагловатую, самоуверенную манеру держаться. Снова научится улыбаться и подмигивать. И даже если пятно в душе останется ее пожизненным противником, она научится его не замечать. Это путешествие в темноте даст ей прекрасную возможность воссоздать прежнюю Аэлину. Сделать так, чтобы другие в это поверили.
Невзирая на тьму и хаос, остающиеся внутри, невзирая на слова, застревающие в горле, она покажет окружающим то, что они хотят видеть.
Несгибаемую Огненосицу. Аэлину, прозванную Неистовым Огнем.
Такую же ложь она явит миру, заставив в нее поверить. Быть может, однажды она тоже поверит, что так оно и есть.
Глава 37
Плавание в почти полной темноте и тишине продолжалось. День, другой, третий. Рован с Гарелем утверждали, что прошло три дня. Как они это определили, Аэлина не знала, а спрашивать не хотелось.
Все эти дни она сосредоточенно размышляла о прошлом и будущем. Иногда гул магической силы заглушал мысли. Порою ее магия погружалась в дрему. Аэлина ни разу не откликнулась на призывы и требования своей магической сердцевины.
Вода под лодкой была совершенно черной. Казалось, они плывут через владения Хелласа.
Подходил к концу четвертый день плавания. Незрячие змееподобные существа неутомимо тянули лодку.
– Эта часть подземелий принадлежит золотушникам, – вдруг сказал Рован.
– Откуда ты знаешь? – встрепенулся Гарель.
Фенрис, лежащий подле него, навострил уши.
Аэлина не спрашивала, почему Фенрис остается в обличье волка. Ее ведь тоже не спрашивали, почему она не в человеческом теле. Вернув себе фэйский облик, Фенрис вернет и способность говорить. На него посыплются вопросы, отвечать на которые он не был готов или не хотел. Или же он опасался, что зайдется в крике, вспоминая причиненные ему мучения и гибель Коннала.
Татуированный палец Рована указал на нишу в стене. Завеса сумрака скрывала пространство ниши, но, когда лодка подплыла ближе и голубоватый свет фонаря осветил стену, на каменном полу сверкнуло золото. Судя по всему, древнее.
– Кто такие золотушники? – шепотом спросила Элида.
– Смышленые и очень злобные существа, – ответил Лоркан. Его рука скользнула к эфесу меча. Глаза обшаривали нишу. – Они обожают золото и прочие сокровища, оттого их и прозвали золотушниками. Эти твари набиваются в гробницы древних королей и королев, где обычно полно золота. Свет они люто ненавидят. Даже такой. Надеюсь, эти червячки удержат их от нападения.
Элида сжалась. Аэлине захотелось сделать то же самое. Но, помня обещание, данное себе, она довольно громко спросила у Рована:
– Не эти ли твари встречались нам в курганах?
Рован выпрямился. Его глаза вспыхнули, не столько от вопроса, сколько оттого, что Аэлина решилась заговорить. Все эти дни он находился рядом с нею. Просто находился, не пытаясь заговорить или дотронуться. Даже во сне он не решался прикоснуться к ней, оставаясь рядом, чтобы запах сосновой хвои и снега наполнял ее сны.
– Курганы Вендалина кишат этими тварями. Кстати, есть разные виды золотушников. Но между Камбрианскими горами и Доранеллой нет других курганов, кроме тех, где мы тогда побывали. Во всяком случае, мне о них неизвестно. Я и не подозревал о существовании подземных гробниц.
– Сверху входы в гробницы наверняка замурованы, – заметил Гарель. – Проходить сквозь каменную толщу золотушники не могут. Значит, нашли еще какой-то путь, ведущий сюда.
Он говорил, вглядываясь в другую нишу, появившуюся справа. Вскоре обнаружилось, что это не ниша, а вход в пещеру. О ее величине и протяженности можно было только гадать.
– Остановите лодку! – велела Аэлина.
Ее приказ встретили молча. Даже Рован ничего не сказал.
– Остановите лодку! – повторила она, указывая на узкую полоску берега у входа в пещеру.
– Вряд ли мы сможем это сделать, – пробормотала Элида.
Все эти дни им с Аэлиной приходилось справлять нужду в ведро. Мужчины понимающе отворачивались и заводили какой-нибудь разговор, дабы заглушить прочие звуки.
Лодка направилась к полоске берега. Змееподобные существа поняли приказ и сбавили скорость. Фенрис вскочил на лапы и стал тщательно принюхиваться. Рован и Лоркан вытянули руки, чтобы борт лодки не слишком сильно ударился о камень.
Аэлина не стала дожидаться, пока лодка перестанет качаться. Схватив фонарь, она спрыгнула на берег. Рован выругался и последовал за ней.
– Оставайтесь на местах, – предупредил он остальных.
Аэлина устремилась в пещеру, даже не обернувшись.
До плена у Маэвы королева была склонна к безрассудству, но умела чуять опасность. Похоже, Кэрн выбил из нее весь здравый смысл.
Лоркан подумал так, когда они с Элидой остались в лодке одни. Гарель и Фенрис поспешили вслед за Аэлиной и Рованом. Голубоватый огонек быстро удалялся.
Аэлине ничего не стоило осветить пещеру. Но за все это время ее магия не произвела даже искры.
Элида сидела, прислонившись к изогнутому борту лодки. Темнота, в которой они оказались, отбила у нее желание говорить.
– Когда ты вооружен магией, золотушников можно не бояться, – сказал Лоркан.
– Поскольку у меня нет никакой магии, бдительность не помешает, – огрызнулась Элида.
Лоркан вспомнил ее рассказ про родословную Лошэнов. В их роду были владеющие магией, но у нее таких способностей не проявилось. Лоркан не сказал ей тогда, что ее ум – это разновидность сильнейшей магии, что бы ни нашептывала Аннеит.
– И не золотушники меня тревожат, – продолжала Элида.
Лоркан видел в темноте. Вокруг ничего не изменилось.
– Аэлина вернется в прежнее состояние. Но не сразу. Ей понадобится какое-то время.
Элида молча буравила его глазами. Лоркан уперся ладонями в колени.
– Аэлина спасена. Она снова с нами. Чего еще тебе надо?
Слова «от меня» он мог и не добавлять.
– Ничего, – коротко ответила Элида.
«От тебя».
Лоркан стиснул зубы. Так дальше продолжаться не может. Пора внести ясность.
– Сколько еще я должен искупать свою вину?
– А тебе это наскучило?
В ответ он зарычал.
– Я и не догадывалась, что ты искупаешь вину, – насмешливо произнесла Элида, скользнув по нему взглядом.
– Я ведь отправился сюда. Согласна?
– Ради кого? Ради Рована? Или Аэлины?
– Ради обоих. И ради тебя.
Другого случая объясниться у них может и не быть.
Лоркан видел, как покраснели щеки Элиды. Но губы оставались плотно сжатыми.
