– Я тебе еще на том берегу сказала, что не желаю иметь с тобой ничего общего.
– Из-за одной ошибки я навеки стал твоим врагом?
– Аэлина – моя королева. Ты это знал, но вызвал Маэву, да еще рассказал ей, где Ключи. А когда Маэва и Кэрн издевались над Аэлиной, ты даже не попытался ее защитить.
– Ты не представляешь, какой силой обладает клятва на крови. Это почти то же самое, что валгский ошейник.
– Однако Фенрис разорвал клятву. Нашел способ.
– Никто пока не знает, как это у него получилось. Но зато я знаю: не возьми с него Аэлина новой клятвы, он бы умер прямо на поляне… Наверное, такой вариант тебе понравился бы больше, – добавил Лоркан, невесело рассмеявшись.
– Ты даже не попытался, – сказала Элида, пропустив его последние слова мимо ушей.
– Ошибаешься – пытался, – прорычал Лоркан. – Я сопротивлялся как мог, но этого было недостаточно. Если бы Маэва приказала перерезать тебе горло, я бы подчинился. Если бы я нашел способ самовольно разорвать клятву, я бы умер прямо на берегу. А Маэва убила бы тебя или захватила в плен. В тот момент все мои мысли были направлены на то, чтобы Маэва забыла о тебе, чтобы ты смогла уйти.
– При чем тут я? Я о себе тогда вообще не думала!
– Зато я думал.
Эхо отразило его слова. Лоркан понизил голос. В здешних местах могли водиться твари поопаснее золотушников.
– Я тогда думал о тебе. И твоя королева тоже.
Элида покачала головой и отвернулась. Пусть темнота была повсюду, но лучше смотреть в темноту, где нет Лоркана.
Вот так. Приоткрыл он дверь внутрь себя, в потаенный уголок, куда никто никогда не заглядывал. Показал весь хаос, всю пустоту в груди. Признался в неослабевающей потребности все исправить.
– Можешь сколько угодно меня презирать, – сказал Лоркан, проклиная хрипоту в голосе и резкость слов. – Ничего, я выживу.
В ее глазах промелькнула боль.
– Прекрасно, – срывающимся голосом ответила Элида.
Он ненавидел эти близкие слезы в ее голосе. Ненавидел себя за то, что повел разговор таким образом. Но его терпение и смирение тоже имели предел.
Он высказался. Если Элиде угодно до конца жизни вытирать о него ноги, он научится уважать ее позицию. Жить, зная, что Элида его ненавидит.
Как? Он не знал.
После короткого подъема проход выровнялся и повел их дальше. Стены и пол не отличались гладкостью. Их создала не вода и не движение в горных породах, а руки смертных каменотесов. Должно быть, в глубокой древности гробницы умерших правителей устраивали не в курганах, а под землей, вырубая в камне. Подземная река становилась для усопших их последним земным путем. Прошли века. Исчезли древние королевства и с ними – знания о подземных реках.
Фонарь в руке Аэлины заливал каменные стены неярким голубоватым светом. Рован быстро нагнал ее и теперь шел рядом. Фенрис трусил следом. Гарель шел позади.
Оружия Рован не вынимал. Сталь мало годилась против золотушников. Их можно было сразить только магией. Почему Аэлине понадобилось остановиться? Что она хотела увидеть в этой пещере? Ответов Рован не знал и мог лишь строить догадки. Меж тем проход окончился небольшой пещерой, где повсюду блестело золото.
Естественно, был здесь и золотушник. Тень в истрепанном черном плаще юркнула за саркофаг, стоящий посередине. Рован выкрикнул предостережение, но Аэлина даже не подумала нанести магический удар. Она остановилась, упираясь рукой в бок. Золотушник зашипел. Аэлина молча смотрела.
Казалось, она не хочет или не может призвать свою магическую силу.
Рован напрягся, затем метнул в золотушника волну льда и ветра. Тварь пронзительно вскрикнула и исчезла. Аэлина посмотрела туда, где только что находился золотушник, потом оглянулась на Рована. В глазах он прочел благодарность.
В ответ он кивнул, передав по связующей нити: «Не волнуйся. Больше не сунется».
Но Аэлина отвернулась, оборвав их беззвучный разговор, и теперь внимательно оглядывала пещеру.
Время. Чтобы стать прежней Аэлиной, ей понадобится время. Даже если Огненное сердце и делала вид, будто с нею все в порядке.
Рован тоже оглядел гробницу. Саркофаг. Сокровища. На противоположной стене темнела еще одна арка. Куда она вела? В другую гробницу? Или наверх?
– У нас нет времени на поиски выхода, – сказал Рован, решив, что Аэлину потянет этим заняться. – И двигаться под землей безопаснее, чем по земле.
– Я и не собираюсь искать выход, – с ледяным спокойствием ответила Аэлина.
Она нагнулась над сундуком, зачерпнула горсть золотых монет с профилем давно забытого короля.
– Нам нужны средства, чтобы оплатить путешествие на Эрилею. И не только. Золото никогда не бывает лишним.
Рован удивленно вскинул брови. Аэлина пересыпала монеты в карман плаща.
– Может, мне только почудилось жалостливое дребезжанье в твоем кошельке? Я, грешным делом, подумала, что вы все сильно поиздержались.
Эта искра язвительного юмора, это желание подразнить… Она старалась быть прежней Аэлиной. Ради него, ради остальных. Возможно, даже ради себя. Она добросовестно старалась.
Ровану не оставалось иного, как ответить ей в том же духе:
– Да, королева. Не хотелось расстраивать ваше величество, но мы и впрямь сильно поиздержались.
– Между прочим, это золото принадлежит мертвым, – осторожно напомнил ей Гарель.
Аэлина пересыпала в карман вторую горсть монет, затем отправилась осматривать другие сокровища гробницы.
– Мервым не надо платить за плавание на корабле. И лошадей им покупать не надо.
– Ты слышал мнение королевы, – сказал льву Рован, обворожительно улыбнувшись.
Фенрис обнюхивал сундук с драгоценными камнями. И вдруг – яркая вспышка. На месте волка стоял фэец. Его серая одежда поистрепалась, но была цела. Во всяком случае, выглядела она лучше, чем его осунувшееся лицо с опустошенными глазами.
Аэлина прекратила перемещение золота в свой плащ.
У Фенриса дрогнул кадык, словно он пытался вспомнить членораздельную речь. Затем хрипло произнес:
– Дополнительные карманы нам не помешают. – Он похлопал себя по карманам.
Аэлина улыбнулась. Слегка, одними губами. Потом трижды моргнула Фенрису. В ответ он моргнул один раз.
Шифр. Они придумали этот способ общения, когда ему было приказано оставаться в обличье волка.
Улыбка Аэлины продержалась еще несколько мгновений. Она шагнула к фэйцу с золотистыми волосами. Кожа, которую она помнила бронзовой, была совсем бледной. Аэлина раскрыла руки, молчаливо приглашая его. Пусть сам решает, нужно ли ему это соприкосновение, выдержит ли.
