— С моей матушкой ты свела дружбу уже потом?
— Да.
Что ж, у тебя неплохо получилось: Каула в восторге от будущей невестки. А как довольна должна была быть Сейдисс, когда узнала об успехах своей подопечной... Браво! Хитрая змейка ходов продумана и исполнена выше всяческих похвал. Но женщины-стратеги не учли одной крохотной детали. Мужского упрямства. Моего упрямства.
— Но почему ты сбежала из дома? Не из-за поцелуя же!
Прозрачно-зелёные глаза спрятались под опущенными веками.
— Именно из-за него. Я почувствовала опасность, грозящую тебе. И поняла, что кроме меня никто не сможет её устранить.
— Почувствовала?
— Гаккар. Его запах был на тебе ещё раньше. А когда я увидела... У меня было очень мало времени.
— Поясни.
— Чтобы подготовиться к изменениям, необходимо несколько часов: только тогда можно будет уверенно управлять телом. Моя мать... ей некогда было готовиться. Она смогла измениться, но вынуждена была отдать ради этого больше, чем безопасно для жизни. А мне не было дозволено рисковать.
Действительно, уместен ли тут риск? Не справишься с заданием, по голове не погладят. А если жениха проглядишь, и вовсе... Отправят следом. В мир иной.
— Но зачем было нападать на патруль?
— Я не знала, что произошло. Тебя захватили и куда-то вели... Я должна была защитить.
Угу. Защитила. А то, что трое невинных... Скажем, почти невинных людей умерли — это чепуха, не стоящая воспоминаний?
— Когда ты попросил... ранить тебя, мне было страшно. Очень страшно. Я десятки раз поражала мишени, ни на волосок не отклоняясь от указанной отметки, но в ту ночь впервые подумала, что могу промахнуться. И испугалась.
— И всё же попала в цель.
— Да. У меня не было выбора. Твой приказ повелительница поставила выше своих, и я должна была подчиниться.
— Любому приказу?
— Любому.
Она, второй раз за весь разговор, позволила мне заглянуть в прозрачную зелень глаз. Спокойную зелень взгляда, принадлежащего человеку жёстких правил.
— Значит, тебе было велено меня защищать? Что же ты не явилась позапрошлой ночью на пустырь?
— Я была там.
— И не вмешалась?
— Не было нужды.
— Неужели?
— Тот, кому послушны Звери Хаоса, вряд ли нуждается в чьей-либо помощи.
Горечь. Каждое слово пропитано горечью. Неужели...
Точно! Она мнила себя единственно возможной охраной и подмогой, и вдруг смогла убедиться, что мне не нужны чужие силы: достаточно своей. Более чем достаточно. Представляю, как это оскорбительно, отчётливо сознавая собственную мощь и гордясь возложенными обязанностями, получить от ворот поворот, пусть ненамеренный и не прямо в лицо, но от того и более обидный. Всё-таки, одно дело, когда тебя тыкают мордочкой в твою никчёмность, и совсем другое, когда бряцают оружием, не зная о твоём присутствии: ведь тогда нет игры перед публикой, нет стремления куражиться и красоваться — есть только скупая и немногословная необходимость. Да, именно так. Думаю, если бы я подозревал присутствие «белошвейки» где-то рядом, вёл бы себя иначе. Возможно, даже позволил бы ей сделать первый ход, и неизвестно, чего больше испугались бы старшины: моей зверушки или костяных игл легендарного убийцы.
Мне очень хорошо знакомо чувство, волны которого плещутся в голосе Ливин. Я знаю, каково в один миг превратиться из властьпредержащего в пыль под ногами. Знаю, но не спешу утешать. Не спешу говорить: твоя помощь была очень важна для меня. Почему? Потому что на самом деле вмешательство девушки оказалось лишним. Подворья не напали бы на патруль. Если уж пробравшийся в лазарет наёмник не рискнул выпустить ни одной стрелы, магической или арбалетной, по предполагаемой «засаде», сомнений не остаётся: в покойную управу меня доставили бы целым и невредимым. И самое занятное, всё время нахождения там я оставался бы в безопасности. Наверное. Может быть.
Она действовала из лучших побуждений, исполняя приказ, но её усилия оказались бессмысленны и напрасны. Всё, что они натворили, это раскрыли мне тайну, которую Ливин, уверен, предпочла бы хранить до самой смерти. Как нелепо! Почему мы, стараясь сделать доброе дело, приносим себе и миру только вред? Зато, искренне отдаваясь злу, чувствуем настоящее удовлетворение? Несправедливо, верно? Но такова жизнь. Справившись с волнениями и не покинув мэнора, «белошвейка» добилась бы поставленной перед ней цели. Но получилось наоборот: именно стремление ускорить ход событий и устранить препятствия свело все уже имеющиеся достижения на нет...
О чём думает печальная молодая девушка, прячущая все чувства под маской спокойствия и терпеливо ожидающая развязки? Думает, что Сэйдисс выразит недовольство, узнав о постигшей её посланницу неудаче. Думает, какую кару получит от повелительницы. Думает, что всё было напрасно, и не стоило даже затевать глупую игру: следовало сразу и во всём признаться... Думает о многом. Но вряд ли хоть крупица её мыслей сейчас отдана сожалениям о несостоявшемся соединении судеб. Впрочем, я тоже не переживаю. О чём жалеть? О чудовище, от которого волей случая легко и просто избавился? Не вижу мало-мальски весомой причины. Делить постель с женщиной, способной изменяться, чтобы убивать? Хм. Безопаснее затащить под одеяло Хиса: уж с ним можно быть уверенным, что дурной сон не прорастёт костяными иглами
[17]
!
И всё же...
— И всё же, я скажу: спасибо.
— За что?
Она, конечно же, понимает: не за пробитую грудь. Но других поводов благодарить не видит. Не может увидеть. А я смотрю с кочки повыше. Чуть-чуть. На полголовы.
— Спасибо за то, что перестала обманывать.
В самом деле, могла ведь отговориться, отшутиться, сделать невинное личико и наплести с три короба небылиц. А я бы поверил. С радостью поверил бы, потому что безопасная и ни к чему не обязывающая ложь приятнее убийственной правды. Но Ливин не сделала ни единой попытки уклониться от разговора. За что ей честь и хвала. Но это ещё не всё:
