– Дар Богов… – произнесла архимагистр, которая, оказывается, давно стояла рядом с ним. – Истинный мастер не владеет никакой магией, кроме магии собственного гения! Истинный художник видит мир глазами Бога – вот и весь секрет!
Она резко обернулась, как будто почувствовала кого-то за спиной, и на миг Редьярду стало холодно.
– Нет, Ваше Могущество, нет, – покачал головой Дрюня, – наш истинный художник видел мир совсем другими глазами! Вглядитесь, на картине тончайшая паутина… Разве вы не видите?
– Где? – встрепенулся король.
Прищурившись, действительно увидел едва заметные нити, сквозь которые виднелись затененная комната, пылающий очаг и женщина, обманутая любовником.
– «Похищение пресвятых тапочек Индари демоном Аркаешем, увиденное сквозь творение обычного паука, куда более совершенное, чем любой из грехов» – вот полное наименование картины! – провозгласил Дрюня.
– Одинокий наблюдатель… – пробормотала Никорин и снова оглянулась.
– Мне срочно надо выпить! – выдохнул Его Величество. – Ники, отправляемся!
– Куда? – уточнила архимагистр.
– Куда угодно! – рявкнул король.
– Тогда в «Трюм», – улыбнулась она, хотя во взгляде сквозила печаль.
Редьярд не стал уточнять почему. Как и он, она только что погрузилась в глубины собственного восприятия, из которых оказалось так непросто вынырнуть.
Светляки погасли один за другим, погрузив комнату во мглу.
– Подойдите ближе ко мне, Ваше Величество и Ваше Великолепие, – предложила Ники.
Ее Сила подхватила их и швырнула в портал. Архимагистр успела обернуться на сквозняк, вновь ощутимо прошедшийся по спине и затылку, и увидеть, как разгораются в темноте желтые глаза, полные боли и ярости.
* * *
Явственно журчала вода, остро пахнущая льдом. Лихай пошевелился и открыл глаза. Из расщелины в стене на пол, усыпанный каменным крошевом, падал узкий луч света. Белого света, возможного только там, куда лето заглядывало не больше чем на три-четыре седмицы.
Стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, оборотень поднялся на четвереньки, оглядел мутным взглядом стены и потолок, от которых разило холодом. Дышать было тяжело – тигр знатно смял ему гортань, однако не прокусил, не порвал, и то хорошо!
Тигр!
Вспышка в сознании была такой яркой, что Лихо со стоном повалился обратно. Сначала пришло понимание, после – воспоминания. Там, где его поймали в ловушку, не было никакого тигра – он не ощущал запах, не слышал поступь лап подкрадывающегося хищника. Так откуда же тот взялся?
Вспомнились лукавые глаза полярной фарги. Заманила его в ловушку, как мальчишку! Да, оборотная сторона свободы – ее последствия…
Оборотень несколько раз проваливался в тяжелый сон, из которого выбирался с трудом. Мышцы ломило, а кости ныли, как у старика перед похолоданием, однако спутанному сознанию не удавалось проанализировать происходящее. Лишь одна мысль держала на плаву, не давая погрузиться на дно бреда, – тигр! Ведь никакого тигра не было!
Он не знал, сколько прошло времени, пока на поверхность из бредового тумана пробилась мысль о том, что его специально чем-то опаивают, дабы был тих и покорен. Вода действительно стояла в миске – в углу зарешеченного закутка, в котором он себя обнаружил. Лихай перестал пить оттуда, довольствуясь влагой, слизанной со стен. И спустя несколько часов обнаружил, что может здраво соображать.
Помещение, в котором его держали, представляло собой каменную клеть с одной зарешеченной стенкой. В отрогах подземных пещер таких небольших каверн было немало, и в каждой из них – судя по звукам – обитало живое существо. Опасаясь наблюдения своих пленителей, Лихо вел себя как прежде: лежал как убитый, иногда делал вид, что лакает из миски, пытался встать, но падал обратно. А сам слушал, нюхал, смотрел. Звериная ипостась, которую он принял сразу же, как только отошел от действия наркотиков, не позволяла увидеть многого, зато позволяла услышать и почувствовать. Основываясь на данных собственных органов чувств, Лихай насчитал около десяти разных оборотней, разделивших с ним печальную участь пленника. Некоторые из них были живы, но неподвижны, другие бросались на стены, сходя с ума от ярости, третьи… третьи его пугали. Они вели себя спокойно, даже разумно, но их запах был изменен. И сквозило в нем не что иное, как безумие. Теперь Лихо не сомневался, что попал туда, куда стремился, идя по следу.
В один из дней – дней, потому что полоса света рисовала на полу идеальную прямую, – послышались шаги, и к его клети приблизились двое: высокая рыжеволосая фарга с красивым, но холодным лицом и старик, ступавший тяжело и неровно.
Лихай свернулся клубочком, накрыл морду хвостом и задышал спокойно и размеренно, как лис, находящийся в глубоком сне.
– Вот он, несостоявшийся герой-любовник, дрыхнет! – зазвучал низкий женский голос.
– Хорош, – проскрипел ее спутник, – давненько я не встречал никого из Красных Лихов!
– Их никого и не осталось, он последний, – ответила женщина.
Старик причмокнул губами.
– Природные мощь и красота попраны этими мягкотелыми уродцами – людьми! Жаль, жаль! Но он послужит нам для того, чтобы их уничтожить! Мы отправим его в самое сердце Ласурии, как отравленную стрелу, и будем ждать воли… Завтра проведем обряд, идем!
– Старший, когда же мы наконец познаем ее?
– Терпение, клыкастая, терпение! Сокрытых еще слишком мало в центральных частях страны! Всему свое время.
Они ушли, однако Лихо навострил уши. В сказанном было что-то, чего он не понял. Интонация, с которой старик произнес слово «воля».
Нет, не так!
ВОЛЯ.
Загадки множились, не давая ответов. Что ж, он вернется к ним позднее; пока ясно одно: с ним что-то сделают завтра. Что-то, чему он вряд ли обрадуется… А значит, надо рвать когти!
* * *
Его Величество с трудом разлепил веки и уставился в потолок, нисколько не походящий на потолок его дворцовых покоев. Медленно перевел взгляд на источник света, сощурился, разглядывая обнаженную женскую фигуру, застывшую у окна, которая казалась сияющей из-за заливающих ее солнечных лучей.
Услышав движение короля, спустившего ноги с постели, богиня чуть повернула голову.
– Ты знаешь, что прекрасна, Ники? – хрипло спросил Редьярд и, увидев кем-то заботливо поставленный на столик у кровати кувшин с водой, жадно приник к нему.
– Я знаю, что люди – трусы: прикоснувшись к Вечности, тут же спешат напиться и забыть о ней… – задумчиво ответила она.
– Эй, ты пила наравне с нами! – возмутился король.
– Я тоже трусиха, – по голосу было слышно, что она улыбается. – Закажем завтрак в номер?
– Заказывай, – махнул рукой Рэд и снова улегся. – На носу Весенний бал, а это значит, суета и примерки у Артазеля, который опять будет не в духе из-за количества заказов! Устрою себе сегодня выходной… Иди сюда!
