Улыбка угасла. Навстречу спешно поднимался и склонялся в поклоне высокий широкоплечий незнакомец… неуловимо похожий на Иракли. Несмотря на то, что в отличие от Ракеша волосы у мужчины были светлыми, его темные глаза оглядели принцессу с вниманием и силой, от которых ее сердце забилось чаще. Позабыв об этикете, Оридана беззастенчиво разглядывала его открытое привлекательное лицо, простую мантию мага без опознавательных знаков.
– Простите меня, Ваше Высочество! – воскликнул он и смутился. – Ох, еще раз простите! Мне следовало молчать, пока вы не прикажете говорить!
– Говорить! – немедленно приказала Оридана и тут же поправилась: – Говорите! Кто вы? Ваше имя?
Где-то в стороне Саник Дорош увлеченно подкапывал розы.
– Я – ученик королевского мага мэтра Квасина, – ответил незнакомец. – Мое имя – Варгас Серафин.
* * *
К первым в своей жизни родам Ванилла рю Дюмемнон отнеслась как к тяжелой работе, которую надо было сдать в срок. И в чем-то она, несомненно, была права. Несмотря на то что временами ей приходилось несладко, она не теряла оптимизма. По совету Жужина дышала, как собака, бегающая по кругу, иногда орала во весь голос и, кажется, даже наслаждалась процессом. Младшая сестра Персиана, сидящая в изголовье кровати, держала ее за руку, обтирала ей лицо тряпицей, смоченной в прохладной воде, поила теплым морсом для поддержания сил.
Однако спустя двенадцатый час родов Ванилла, мягко выражаясь, подустала.
– Все идет хорошо, просто великолепно! – подбадривал ее целитель. – Дорогая, вы умница! А ну-ка, поднатужьтесь!
– Я чувствую себя гужевой конякой не первой свежести, которая тащит дровни со столетними бревнами из Узамора в Вишенрог! – пожаловалась роженица сестре, когда очередная схватка отпустила. – И отчего Пресветлая не предусмотрела какой-нибудь иной путь появления на свет?
– Отчего люди не летают? – глубокомысленно вопросил Ожин и сунул руку под простыню, накрывающую Ваниллу. – О! Вот и темечко!
– Волосики, волосики какие? – подалась вперед Персиана. – Чай, светло-каштановые, как у мамки?
– Я потом вам скажу, – любезно улыбнулся целитель, – когда увижу темечко целиком с головой, а голову – с туловом!
– Мэтр, а долго еще? – взмолилась роженица. – Меня сейчас разорвет!
Жужин кинул взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке, и приказал:
– Кричите, Ванилла! Так, как я вас учил, – чтобы звук уходил вниз, в живот!
И поспешно зажал уши.
– Твою ма-а-а-а… – заорала Ванилла, выгибаясь на кровати.
Персиана, мать двоих детей, с растроганной улыбкой смотрела на старшую сестру.
– Головка вышла! Волосики темненькие! – заглянув под простыню, сообщил Ожин. – Еще пара таких замечательных потуг, и мы увидим ребеночка целиком!
– А глазки, глазки чьи? – едва не подпрыгивая от любопытства, спросила Персиана.
– Глазок пока нету! – отрезал целитель, но, увидев, как бледнеет молодая мать, поспешно поправился: – Закрыты пока глазки!
– А носик? Носик-то видно! – торжествующе вскричала Персиана. – Чей носик, мэтр?
– Мамин, – покорно ответил тот, понимая, что избавиться от назойливого внимания к личности младенца не получится. И снова взглянул на часы: – Ванилла, тужьтесь!
Спустя еще несколько потуг покои целителя огласило торжествующее мяуканье новой жизни.
– А кто у нас тут? – вопросил мэтр, тыкая младенца пиписькой в лицо сначала всем присутствующим, а затем молодой маме. – Кто это такой хорошенький?
– Это Людвин рю Дюмемнон! – сердито ответила молодая мама, дрожащей рукой вытирая струящийся со лба пот. – Аркаеш побери моего упрямого муженька! Все-таки вышло по-евойному! Кто-нибудь ему сообщил уже, а?
Повинуясь движению длинного пальца Жужина, служанки порскнули прочь – сообщать заинтересованным лицам радостное известие.
Принцесса Бруни подняла на ноги весь дворец, чтобы отыскать счастливого отца. Его Величеству сообщили о благополучном завершении родов, и он добавил переполоху, когда будил шута, ревя над его ухом, как Железнобок. Смешивая гномий самогон с вином, король знал, что делал, дабы избавить Дрюню от стресса!
С пятой попытки шут разлепил осоловевшие глаза и поинтересовался:
– А? Что? Они наступают?
– Кто? – опешил король.
– Гномы! Много гномов! И все такие малю-ю-юсенькие!
Редьярд переглянулся с Бруни, которая пришла, чтобы проводить Дрюню к супруге, и, подняв его с кровати, хорошенечко потряс:
– Проснись, дурень! Ванилька твоя родила!
– Мышку? – уточнил шут. Один глаз у него никак не открывался, руки висели как плети, а колени подгибались.
– Норушку, ага, – хохотнул Его Величество. Приказал своим гвардейцам тащить шута в покои мэтра Жужина и периодически щекотать, из-за чего Дрюня худо-бедно начал переставлять ноги сам, хотя, кажется, так и продолжал спать с открытыми глазами, поскольку нес такую чушь, что гвардейцы едва не падали от хохота.
К концу пути шут сумел разлепить оба глаза и разглядеть лежащую на кровати супругу, на руках которой шевелился кто-то размером со щенка. Разглядеть больше ему не позволили алкогольные пары.
Гвардейцы отпустили его, чтобы он смог подойти к жене.
– Люблю тебя, коровелла моя! – пробормотал Дрюня и незамедлительно упал лицом вниз.
– Это еще что такое? – изумилась Ванилла.
– Неизбывное счастье отцовства… – задумчиво пробормотал Жужин.
* * *
Над Тикрейской гаванью раскинулась звездная ночь, спугнув этот длинный и суматошный день.
В юго-западной башне дворца сладко спали Бруни и Кай. Принц обнимал жену, ощущая под ладонью жизнь-непоседу, растущую в ее животе.
В покоях придворного живописца, наоборот, не спала чета Вистунов, в который раз с изумлением перечитывая указ, подписанный Его Величеством и оглашенный сегодня. По нему мастеру Висту даровался титул маркиза, поместье неподалеку от Вишенрога и дом в квартале белокостных. Под текстом указа, над подписью короля, его рукой было выведено: «За верность семье и Ласурии». Матрона Вистун, разобрав сии каракули, едва не упала в обморок, а когда взяла себя в руки, всерьез задумалась над родовым гербом, центральное место в котором должна была занять позолоченная ночная ваза.
Не спала и Катарина Солей в своей комнате. Ворочалась, смотрела то в стену, то в потолок, изо всех сил старалась не плакать, шепча еще не рожденному ребенку: «Все будет хорошо, мой маленький! Ты прости, я хотела тебя убить… Я очень испугалась, что останусь одна и все от меня отвернутся. Надеюсь, ты, когда вырастешь, не встанешь перед таким выбором! Нет! Я в лепешку расшибусь, но тебе не придется делать выбор, потому что у тебя буду я. И я всегда пойму тебя, поддержу, помогу!»
