Ему было тридцать пять, когда произошел переворот Екатерины. За спиной – двадцатилетний опыт сыскной работы. За эти годы Шешковский создал целую сеть шпионов, которая сообщала о недозволенных разговорах и при дворе, и в народе. Знал он обо всех компрометирующих интрижках придворных. Работал и сам – вынюхивал, появляясь на балах и маскарадах…
Шешковский был фанатиком дознания любой ценой. Причем «республиканка в душе» (как называла себя Екатерина) отлично знала методы его дознаний. Шешковский допрашивал только знатных господ. Обычно это были молодые дворяне, излишне поверившие в свободу. Так что иные позволяли себе рассуждать о деспотизме и любовных делах Императрицы, «то есть о предметах их не касающихся». Этих нарушителей «манифеста о молчании» доставляли в канцелярию прямиком к Шешковскому.
Их встречала жалкая фигурка, одетая в серенький поношенный сюртучок, застегнутый на все пуговицы, – типичная «приказная крыса». Молодой господин, полный достоинства и охраняемый законом, насмешливо-презрительно отвечал на вопросы Шешковского, ведь он вырос в то время, когда по закону «о вольности дворянской» дворян запрещено было сечь… И внезапно «получал палкой под самый подбородок, так что зубы затрещали, или повыскакивали», как делился сам Шешковский… Но это было только начало. Жалкий мозгляк начинал с необыкновенной силой, умением и, главное, упоением сечь!.. Шешковский работал кнутом с поразительной ловкостью и силой – итог многолетних тренировок на самых разных, но всегда изнеженных телах.
Был у него, по слухам, и главный сюрприз
Однако очень знатных клиентов, уличенных в опасных разговорах и вольномыслии, столь варварски сечь было нельзя. Так что Шешковский встречал этих заслуженных господ с превеликим дружелюбием. Сажал в кресло, журил за содеянное. Вызванный уже готовился покинуть жалкого человечка, как вдруг… Шешковский отворачивался к иконам, во множестве висевшим в его кабинете, и начинал усердно, в голос молиться. Тотчас скрытая крышка люка под креслом господина стремительно и бесшумно опускалась вместе с креслом. Теперь только голова и плечи несчастного оставались наверху, а все тело висело под полом. Там убирали кресло, и филейная часть важного господина поступала в полное распоряжение людей с розгами, находившихся под полом. Проворные руки спускали штаны, и знатного дворянина, как жалкого крепостного холопа, пребольно пороли. Несчастный кричал, проклинал Шешковского, но палач, будто не слыша, продолжал спокойно и обстоятельно молиться. После чего те же невидимые руки надевали на беднягу штаны, заботливо оправляли платье, и стул с высеченным поднимался. Шешковский как ни в чем не бывало оборачивался и ласково заканчивал беседу с надеждой на то, «что более им встретиться не придется».
Слухи о своих деяниях Шешковский умело распространял… О порке дворянина обычно тотчас узнавали в полку и в обществе. Высеченный дворянин, согласно представлениям о дворянской чести, вынужден был уходить в отставку – уезжать в имение в добровольную ссылку.
Так что цель Екатерины была достигнута, пугало создано. Шешковского боялись смертельно. «Домашний палач кроткой Екатерины», – так насмешливо назвал его Пушкин. Слухи об этом ужасном люке пугали и в XIX веке. Когда арестованных членов кружка петрашевцев (Достоевского и прочих), обвиненных в заговоре, доставили в Третье отделение, они теснились у стен, боясь ступить на середину, где, по рассказам, находился зловещий люк.
Утро Екатерины: завоевание Европы пером
Итак, законные Императоры отправились в могилу. Екатерина могла успокоиться и начать осуществлять грандиозный проект.
…Черный холодный петербургский рассвет. Дворцовый звонарь пробил в колокол шесть раз, но Екатерина уже поднялась с постели. Что ж, она сама сказала: «Правитель должен быть деспотом для самого себя». Подошла к корзине, стоящей рядом с кроватью: на розовых подушечках с кружевами спит собачье семейство – две крохотные английские левретки. Знаменательные собачки. Екатерина первой в России решилась привить себе оспу – подала пример подданным. Это был поступок, ибо последствия вакцинации тогда не были достаточно известны. Но просвещенная Императрица обязана была так поступить. И она рискнула. В память об этом событии английский доктор, прививший ей оспу, подарил собачек… «У нее множество собачек, одна другой лучше, – писал французский дипломат шевалье Корберон. – Когда идет обедать, берет с собой любимицу. К собачке приставлен паж, который должен покрывать ее платком от мух и прислушиваться к собачьим фантазиям».
Екатерина будит собачек, кормит их печеньем из серебряной вазочки. Левретки сонно едят…
Высокая женщина с грубым простонародным лицом входит в спальню. Это знаменитая Марья Саввишна Перекусихина – первая камер-фрау.
«Ну, где же Катерина Ивановна? – раздраженно спрашивает Екатерина. – Мы ждем ее уже десять минут».
«И что это ты с утра разворчалась, матушка?» – строго отвечает Марья Саввишна.
Екатерина покорно улыбается, Марье Саввишне дозволяется так разговаривать с Императрицей. С ней Екатерина с удовольствием чувствует себя маленькой девочкой, хотя Перекусихина… моложе ее на десять лет. Она сама скажет: «Ближе этой простой, неграмотной женщины у меня никого нет». В ее Империи мужчины стали похожи на женщин и готовы продать себя за карьеру при дворе – поэтому немало знатных куртизанов сватались к Марье Саввишне! Та всем отказала. Не захотела бросить Екатерину, которая шутливо называла себя «ее женихом». Когда Екатерина болела, Марья Саввишна преданно ухаживала за ней. А когда болеет Саввишна, Екатерина не отходит от нее. Как писала Императрица в письме Гримму: «Недавно мы заболели обе. Но она лежала в беспамятстве. И я в горячке плелась до ее постели… И выходила!» Марья Саввишна – наперсница и хранительница всех ее тайн. Она первой узнает о падении очередного фаворита и появлении другого. Она – глаза и уши Императрицы во дворце.
С золоченым тазом и золоченой чашей для умывания появляется, наконец, молодая калмычка Катерина Ивановна. «Заспалась я, матушка, что ж тут поделаешь!» – «Ничего, ничего! Выйдешь замуж – вспомнишь меня. Муж на меня походить не будет, он тебе покажет, что значит заспаться», – говорит Екатерина, торопливо умываясь. Эта сцена повторится и завтра, и послезавтра. Но калмычку Екатерина не гонит, она терпелива и вежлива со слугами. Слуг она старается не менять.
Шесть часов двадцать минут утра на больших малахитовых часах… Екатерина перешла в рабочий кабинет. Быстро выпивает чашечку кофе с сухарями и кормит собачек. «А теперь все идите с Богом…»
Уходят калмычка и Марья Саввишна. Екатерина выпускает собак погулять. Запирает дверь. Садится к столу. Наступило время ее личной работы. В эти утренние часы она будет осуществлять великий проект – «Завоевание Европы пером».
Как это нелегко после двойного убийства Императоров… Она справилась. Никогда не будучи в союзе с французским королем, она с раннего детства была в союзе с французской культурой, как вся интеллектуальная Европа… Свое завоевание общественного мнения она начала, конечно, с Франции. В XVIII веке другого пути не было. Философия, литература, театр, наука, мода, архитектура – все определялось на берегах Сены. Вся Европа подчинялась этому диктату.
