Никто не понимал, что Петр Третий исполняет мечту, завещанную отцом и кровью деда: вернуть родовые земли и покарать захватчика – Данию. Да, он поклонялся Фридриху с фанатизмом юности, и это было неудивительно. Король-философ, друг Вольтера, сторонник просвещенного абсолютизма, король-полиглот, король-воин, превративший скромное маркграфство в мощную европейскую державу, был одним из главных властителей дум Европы… Но для русского народа Фридрих – враг, лютеранин, «нехристь». Вместо прежней, понятной армии и народу «войны с немчурой» Петр Третий велел готовиться к непонятной войне с Данией, давней союзницей России… Гвардия с возмущением узнала, что ее готовят к отправке на фронт – на эту непонятную войну. Австрия, также многолетняя союзница России, попыталась сохранить отношения. Угодливо предложила деньги и войско против Дании. Петр отвечал высокомерно и дерзко: «Деньги мне не нужны, я надеюсь один управиться с своими врагами. Но коли понадобится помощь, стану искать ее в другом месте, но только не в Вене».
Все дальнейшие шаги вызывали гнев гвардии. Петр ввел военную форму прусского образца – форму вчерашних врагов. Он назначил командовать конной гвардией герцога Георга Голштинского, не знавшего по-русски ни слова. Петр заставлял состарившихся, потолстевших елизаветинских вельмож и престарелых фельдмаршалов маршировать на гвардейских смотрах и парадах…
Короче, Петр сумел объединить против себя всех – армию, гвардию, духовенство и бюрократию. Он «сверху» подготовил переворот. Уже не боялась негодовать улица. Языки развязались, громко ругали Государя. Случилось самое страшное для Самодержца – после ликвидации Тайной канцелярии ушел страх.
30 апреля 1762 года произошло событие, после которого Екатерина окончательно поняла: пора действовать! И не медля!
«Дура! Дура!»
По случаю заключенного мира с Пруссией шли трехдневные празднества, горели фейерверки. Петр обожал огненные потехи. На торжественном обеде Екатерина должна была произнести тост за здоровье императорской Фамилии. Во время тоста она осталась сидеть, в то время как все гости поднялись. Взбешенный Петр послал генерал-адъютанта Гудовича спросить, «почему не встала». Она объяснила: потому что она член императорской Семьи, как и Петр. И вся его ярость против нее, которую он столько сдерживал, неожиданно прорвалась в безобразной сцене. Петр снова отправил Гудовича сказать ей, что она дура. Понимая, что Гудович смягчит, сам громко закричал: «Дура! Дура!»
Она расплакалась. Но тотчас взяла себя в руки и попросила стоящего за ее креслом камергера графа Строганова рассказать что-нибудь забавное. Строганов поспешил это сделать, заглаживая скандальный эпизод.
Возможно, это были не просто прежние счеты. Слухи о заговоре дошли до Петра, и, вероятно, он решил воспользоваться случившимся. Уже вечером Петр приказал адъютанту арестовать Екатерину… Но страх ушел из общества, и адъютант не спешил исполнить приказ. Вместо этого он сообщил о приказе принцу Георгу Голштинскому. Дядя, понимая, какой взрыв негодования это вызовет, упросил Петра отменить приказ. Петр, как впоследствии и его сын Павел, легко приказывал и так же легко отменял приказания…
Но поругание супруги на глазах высшего общества сделало Екатерину страдалицей, вызвало возмущение при дворе и, главное, в гвардии. Уже на следующий день благодаря Орловым в казармах только об этом и говорили. Утверждали, что Петр окончательно решил заточить Екатерину в монастырь и жениться на полюбовнице. «Парламент с ружьями» негодовал.
С этих пор Екатерина стала торопить переворот. Наступила пора действовать. Но она знала правила переворотов: при любом энтузиазме гвардейцев деньги раздать необходимо. А денег у нее не было. Она обратилась к послам. Французы, помнившие «благодарность» Елизаветы, денег не дали, зато англичане оказались щедрыми – выделили сто тысяч. Не зря спала с Понятовским!
Накануне
Переворот должен был состояться, как только Петр покинет Петербург и отправится к армии. Тайная канцелярия была упразднена, новая структура при Сенате только организовывалась, главу прежней тайной полиции, Александра Шувалова, Петр сделал сенатором, фельдмаршалом и главой новой формирующейся спецслужбы. Но от этих титулов самый бездарный из Шуваловых способнее не стал. Заговор, о котором знала половина Петербурга, попросту проморгал. Даже до Фридриха дошли слухи о заговоре – ему сообщил их его посланник. Фридрих был обеспокоен…
Идея войны России с Данией очень не нравилась королю. Во-первых, потому, что он должен был принять в ней участие, отправив часть своего войска. Теперь, когда у него появились все возможности добить Австрию, покинутую Россией, он не хотел дробить армию для ненужной войны. Во-вторых (и это было главное) – слухи о заговоре в Петербурге пугали его возможной потерей преданного союзника. Он уговаривал Петра в письмах сначала короноваться, укрепить трон и уже потом затевать войну. «Хотелось, чтобы Ваше Величество уже короновались, потому что эта церемония производит сильное впечатление на народ, привыкший видеть коронование своих государей…» И осторожно предупреждал: «Всякий другой народ благословлял бы небо, имея государя с такими выдающимися и удивительными качествами, какие у Вашего Величества, но… проклятая продажность какого-нибудь ничтожного человека… может побудить его к составлению заговора…»
Однако Петр был глух. Он уже заразился нашим отечественным романтизмом Власти. Он верил, что все его любят, а кто не любит – тот боится. Он сообщил Фридриху, что подготовка к коронованию требует слишком много времени и потому он его отложил. Он успокаивал Фридриха, сообщая о пылкой к нему любви народа. «Русские… всегда желали одного – быть под властью Государя, а не женщины; двадцать раз я сам слышал от солдат моего полка: «Дай Бог, чтоб вы скорее были нашим государем, чтоб не быть нам больше под властью женщины». Писал, что так любим народом, что может «один, без охраны пешком разгуливать по улицам, предавая себя защите Господа».
Фридриху оставалось только просить драгоценного союзника перед походом в Данию очистить Петербург – взять с собой на войну всех ненадежных людей. И главное – увести в поход гвардию.
Успокоив любимого союзника, Петр отправился с двором и возлюбленной (Воронцовой) в Ораниенбаум – радоваться жизни и лету накануне желанной войны с Данией.
В это время заговорщики рассуждали о вариантах падения Императора.
Орловы предлагали все устроить в знакомых традициях – арестовать Петра в дворцовых покоях, как арестовали Бирона и Анну Леопольдовну. Добавляли, что не худо бы в суматохе ареста его придушить.
Екатерина рассказывает о перевороте
Впоследствии Екатерина довольно подробно изложила события в письме к своему прежнему любовнику Понятовскому. Так что дадим ей слово…
«Петр III потерял ту малую долю рассудка, какую имел. Он во всем шел напролом; он хотел сломить гвардию, он вел ее в поход для этого; он заменил бы ее своими голштинскими войсками, которые должны были оставаться в городе. Он хотел переменить веру, жениться на Л. В. [Елизавете Воронцовой. – Э. Р.], а меня заключить в тюрьму. В день празднования мира, сказав мне публично оскорбительные вещи за столом, он приказал вечером арестовать меня. Мой дядя, принц Георг, заставил отменить этот приказ.
