«Мы придем к тому, что получим две системы школьного образования: одна для бедных, другая для богатых», — говорит Джеймс Ги, лингвист, педагог и гейм-дизайнер. Бедняков будут готовить к сдаче тестов, преподавать им общие предметы и «гарантировать, что их обучат основам знаний, которые дадут возможность получить рабочую профессию». А в школах для богачей, напротив, будут делать упор на решение проблем, инновации и навыки, необходимые для генерирования новых знаний. «Эти дети отлично сумеют интегрироваться в глобальную систему». Последняя битва за гражданские права, утверждает Ги, идет не за право голоса или равные карьерные возможности: «Это битва за алгебру»
[272].
В сфере компьютеров привилегии — синоним успеха. Некоторые пользователи обладают привилегиями администраторов, наделяющими их обладателей правом решать, кто еще может пользоваться компьютером. Другие наделены привилегиями творить. А у третьих есть только привилегия потреблять. В подобном контексте это не только красноречивая метафора, но и животрепещущий вопрос, на который должна ответить нация в целом: кто будет обладать привилегиями в будущем, сложность которого возрастает по экспоненте?
И здесь имеется нюанс: программирование учит решать проблемы и мыслить о мире в творческом ключе. Но как раз те школы, что особенно отчаянно нуждаются в чем-то вроде Scratch (а порой и собственно в компьютерах, на которых эта программа может работать), были бы вне себя от радости, сумей их выпускники пополнить ряды программистов и инженеров ПО. «Недостаточно преподавать Scratch в избранных школах, — говорит Сигел. — Нужно обучать ему во всех школах».
Но добиться, чтобы это случилось, будет сродни волшебству.
День Scratch-2013 — ежегодный фестиваль для семей и прочих лиц, интересующихся программой, — включил в повестку дня сессию для педагогов «В чем заключено величие Scratch?», которую проводил специалист по художественному образованию Колумбийского университета Шон Джастис. Дискуссия семерых учителей, собравшихся за круглым столом, проходила весьма живо — да и как иначе, коль скоро само название сессии прямо-таки сигнализировало: скептики, вперед!
«Учителя спрашивали о цифровом инструментарии, а я отвечал». «А о Scracth вы слыхали?» — спрашивает Джастис. «О чем? Нет, а что это?» — «Это такой язык программирования для детей; а еще это социальная сеть; это инструмент, чтобы строить сообщество и делиться идеями». «Собравшиеся удивленно вздымают брови, — продолжает Джастис, — и, когда я закончил объяснения, реакция была такая: “Да ну, к чему лишние хлопоты…” Мне стоило больших трудов убедить их хотя бы попытаться и дать программе шанс, не говоря уже о том, чтобы включить ее в учебный план».
Другие учителя только кивали в знак сочувственного согласия, и голоса их звучали единым хором: там были Келеди Кенкель (преподаватель информатики в бруклинской Packer Collegiate Institute, одной из самых элитных частных школ Нью-Йорка) и Морин Рейли (учительница четвертых классов и «исследователь технологий» в Blue School — «независимой» школе, основанной членами группы Blue Man
[273]). Здесь были самые знающие преподаватели в области технологий из лучших институтов страны. И всем им было нелегко внедрить предлагаемое мышление в своих школах.
Через несколько недель после окончания Дня Scratch — 2013 один педагог с многолетним опытом и прочными связями в среде лиц, наделенных правом формировать образовательную политику, заметил, что Scratch подвергается критике по целому ряду направлений. «Кое-кто в Кремниевой долине не считает его настоящим языком программирования, а следовательно, дети будут учиться неправильно, их придется переучивать, чтобы они смогли программировать как надо». Однако, по словам Шапиро, самую крупную угрозу миссии фонда Scratch представляет собой Единый комплекс государственных образовательных стандартов (Common Core Standards), на который в настоящее время делается главный упор.
Лука и двое его одноклассников возражают против данного заявления, говоря, что Scratch помог им освоить школьную программу, и вообще, по тем элементарным причинам, которые помогли Жану Пиаже
[274] взглянуть под новым углом на проблему игры: «Он учит меня разным вещам, — говорит мальчик Питер Мэй. — Мне весело учиться».
Так что же произойдет, если каждый ребенок в стране научится программированию? Похоже, ответ на заданный вопрос будет дан скорее, чем мы думаем. Эстония — страна, где в любом уголке и закоулке есть бесплатный доступ к Wi-Fi, — в 2012 году начала преподавать программирование первоклассникам. Никто пока не исследовал эффект нового универсального учебного плана, однако он имеет сильную поддержку в лице президента Эстонии Тоомаса Хендрика Ильвеса
[275]. «Здесь, в Эстонии, мы начинаем преподавать иностранные языки с первого или второго класса. Если мы начинаем учить грамматические правила в семь-восемь лет, так почему с правилами программирования дело должно обстоять иначе? На самом деле программирование — язык гораздо более логичный, чем любой другой»
[276].
И эта точка зрения пользуется все большей поддержкой. В сентябре 2014 года каждый ученик элементарных и средних общественных школ Великобритании начал изучать программирование на компьютерах
[277]. Американские власти пока что не готовы проводить подобную политику повсеместно, однако ситуация может измениться. Влиятельный венчурный инвестор, обладающий связями среди политиков от образования и в вашингтонских кругах, говорит, что в Министерстве образования США обсуждался вопрос включения Scratch в учебные программы в национальном масштабе. А в 2014 году группа экспертов в области образования, работавшая на Массачусетский бизнес-альянс в области образования (Massachusetts Business Alliance for Education), представила штату свои рекомендации
[278]. «Мы рекомендуем сделать программирование обязательной частью учебной программы в каждом классе, — заявляет Саад Ризви, исполнительный вице-президент Pearson
[279] и один из составителей доклада. — Также мы утверждаем, что Scratch — это, возможно, лучший способ приступить к выполнению задачи в раннем детстве»
[280].
