– Моей мамой?
– Что с ней случилось?
– Да поехала на серфинг в Уэльс.
– Серфинг?
– Да, она у меня очень спортивная. И тут нахлынула эта мегаволна, доску перевернуло, и мама ударилась головой. О скалу.
– У нее сотрясение мозга?
– Она едва соображает, где находится.
– Звучит серьезно. А в какой она части Уэльса?
– В Фишгарде, – сказала я.
– Фишгард? Не знал, что там занимаются серфингом.
– Еще как занимаются.
– Жаль, Солас, что не смогу доставить тебя до места. Но, когда приедем на стоянку в Кармартене, я, наверное, смогу договориться с кем-то из наших ребят, и тебя подбросят. Если хочешь. Некоторые парни едут туда на паромы.
– На паромы? В Ирландию?
– Да.
– Было бы здорово, Фил. – Мне действительно повезло. Фишгард? Паромы? Ирландия? Я не могла поверить, что остаток пути лежит на блюдечке. – Спасибо и все такое, – проворковала я.
Фил кивнул. Я снова уставилась на белые разделительные полосы, улыбаясь от уха до уха.
– А что у тебя в грузовике? – спросила я немного погодя.
Майко говорил, что дальнобойщики обычно подсаживают пассажиров, потому что им одиноко в дороге, и ты расплачиваешься тем, что развлекаешь их.
Фил оскалился, словно позировал перед камерой.
– Сыр, – ответил он. У меня заурчало в животе. Я обожаю сыр. – Шесть тысяч килограммов твердого сыра, Солас. И можешь себе представить? Ты попала к единственному веганскому дальнобойщику во всей чертовой Британии.
Ну что на это скажешь? Фил вздохнул, словно веганство – это трагедия, и погрузился в свою грустную веганскую мечту, приклеившись взглядом к дороге. Миля за милей исчезали под колесами его грузовика под бессвязную болтовню радио. Веганы не едят ни мясного, ни молочного, и будь я веганом, тоже, наверное, грустила бы. Мы проезжали мимо пабов, закусочных и живых изгородей. Я смотрела на дорожные знаки и не понимала, что они означают, хотя пыталась вникнуть. Попадалось множество знаков в форме леденцов, иногда с тремя полосками, иногда с двумя, а то и с одной. Вскоре я увидела длинный холм, покрытый желтым, и от него исходил резкий запах, как от горчицы.
Мы снова въехали на скоростной участок, и колеса быстрее покатились по гладкому шоссе.
По радио зазвучала песня, и Фил прибавил звук.
– Моя любимая, – сказал он. – «Жестокая Кэти, бродячее сокровище».
Я ожидала услышать старую добрую попсу, но вместо этого певица с трудом, как будто ее душила анаконда, выдавливала из себя слова, казавшиеся мне полной бессмыслицей.
Ах, будь я там, где быть хочу,
Была бы там, где нет меня…
От этих завываний у меня голова пошла кругом. Ветер трепал листья на деревьях, и они покрывались серебристой рябью. «Иду через леса я…» Посреди луга стояло дерево без листьев. Мертвое, голое и печальное. «Болота с комарами…» – подпевал Фил пронзительным голосом, и мне хотелось заткнуть уши ватой, потому что дуэт задушенной и Фила звучал полной катастрофой. «Пока не исполнится сердца желание…»
Я кривила рот в ухмылке, пока эти двое завывали, как бездомные собаки.
Песня закончилась, и пейзаж за окном изменился. Впереди маячил дорожный щит с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ГЛОСТЕРШИР». Фил выключил радио.
– Вот это я называю настоящей песней, – сказал он.
– Еще бы.
– Кантри – мой любимый стиль. А у тебя какой?
– Я скорее рокер, Фил.
– Рокер?
– Да. Ударные, электрогитары и все такое. Ну, понимаешь.
Вдали виднелись холмы, и церковный шпиль торчал, как шляпа ведьмы. Потом мы целую вечность тащились вдоль каменной стены, и она закончилась шикарным арочным въездом с воротами, перилами и старинным особняком со стрельчатыми окнами. Я догадалась, что мы проезжаем какое-то снобистское поместье наподобие того, где жил мистер Рочестер из «Джейн Эйр». Потом показалась вывеска «Клубника тут», и я увидела припаркованный на обочине фургон и рядом столик, заставленный коробками с ярко-красными ягодами. Мой желудок застонал, исходя слюной, и я снова вспомнила, что у меня сегодня день рождения.
11 июня. Остролист с зелеными листьями и колючками, но без ягод.
Клубника всегда напоминает мне о моем дне рождения. Дома мы записывали все дни рождения детей – и Майко тоже – в настенный календарь, чтобы никого не забыть. Именинник сам выбирал десерт, и я всегда заказывала клубнику со сливками. Мне поручали расставлять свечки на торте, только на торте для Майко каждый год их стояло 23 штуки, как он просил.
Я думала сказать Филу, что сегодня мой день рождения, но тогда бы он поинтересовался, сколько мне лет, а мне не хотелось вдаваться в подробности.
– Можем остановиться и перекусить на следующей заправке, – вздохнул Фил.
– Похоже, ты не любитель поесть, – заметила я.
– В дороге я ем только бобы на тостах с помидорами.
– А разве веганам нельзя жареную картошку?
Он замотал головой.
– В девяти случаях из десяти они на том же масле жарят и сосиски.
Мой желудок скорчился при мысли о сосисках.
Мы проехали сквозь туннель из деревьев, а потом дорога спустилась под горку, и я увидела знак сервиса с автозаправкой и закусочной. Фил припарковался на стоянке для грузовиков. Он открыл небольшое отделение рядом с коробкой передач, где лежали фунтовые монеты, мелочь и несколько небрежно брошенных банкнот. Он взял пару бумажек.
– Хочешь пойти или останешься здесь? – спросил он.
Я накручивала на палец прядь волос.
– Ты голодна, Солас?
– Думаю, могла бы убить за сосиску, – призналась я.
– Ты не сможешь, – сказал Фил и улыбнулся. Его лицо сморщилось, как будто выглянуло солнце. – Сосиска уже мертвая, как ты понимаешь.
Я улыбнулась в ответ.
– Пожалуй.
– Но я куплю тебе, если хочешь, – сказал Фил. – Пойдем.
И мы направились в закусочную – веганский дальнобойщик и няшка Солас, самая странная пара, когда-либо выходившая из фуры, груженной сыром.
27. День рождения
Никогда я не видела в одном месте столько здоровяков с пивными животами и татуировками – тех самых дальнобойщиков, какими их обычно и представляют. Фил казался на их фоне былинкой, а его сандалии выглядели странно, потому что остальные носили кроссовки. Все вытаращились на меня, когда я вплыла в мятно-розовых облаках, выглядывающих из-под кофты на молнии, и зацокала каблуками по линолеуму.
