Мы проехали мимо старого каменного паба, освещенного рождественскими огнями. Мне не приходилось видеть такое средь бела дня, да еще в июне. Помню, Майко однажды сказал, что бедные вывешивают рождественские гирлянды пораньше, потому что живут надеждой, а богатые не торопятся и делают это перед самым Рождеством, потому что их надежды уже сбылись. Должно быть, люди в том пабе совсем отчаялись, подумала я.
Мы проезжали Брекон, и я сидела, положив руки на «ящерку», поглаживая мамин янтарь.
– Красивое кольцо. – Кирк бросил взгляд в мою сторону.
«За такое кольцо и палец отрубят».
– Да, ерунда, стекляшка, – беспечно произнесла я. – Сюрприз из рождественского крекера.
– Счастливый попался крекер. А мне вечно достаются записочки с дурацкими загадками.
– Понимаю.
– Хочешь послушать самую глупую из всех, что я получил?
– Ну, давай, – сказала я.
– Что живет под водой и убивает русалок?
– Не знаю.
– Ну, подумай.
– Акула?
– Не-а.
– Кит?
– Это Джек-киппер
[21]. – Кирк взревел, как матерый головорез, и в сочетании с внешностью Джека-потрошителя это производило не очень хорошее впечатление.
– Ужас, – прохрипела я.
От некоторых шуток действительно коробит. Взять хотя бы мою, про плакучие ивы. Черный юмор. Это напомнило мне одного странного мальчика из моего класса в школе, Макса. Он был настолько нелеп в своих шутках, понятных только ему одному. Старик Макс – такое прозвище приклеилось к нему из-за его голоса, как у диктора на радио Би-би-си. Мегачудик, лучший в классе по математике, он одевался, как могит пятьдесят лет назад. И знаете, какое у него было хобби? Бить в колокола. Вот именно. Это так старомодно и в то же время так круто. Я как-то сказала Каруне, что, может, нам всем пойти со Стариком Максом и тоже ударить в колокола. Она подумала, что я шучу, и посмеялась надо мной, но мне казалось, что, если мы с Максом и Каруной устроим колокольный перезвон по всему Южному Лондону, это будет нечто.
Горы стали пониже. Дорога вихляла, и грузовик с живностью вместе с ней.
– Эти хрюшки, должно быть, уже летают, – сказала я, вцепившись в парик, когда нас подбросило.
Белая разделительная полоса тянулась непрерывной линией, и на асфальте то и дело появлялась надпись:
Я никак не могла сообразить, что такое ARAF. Может, эти буквы несли какой-то особый смысл? Скажем, предупреждали об ограничении скорости до 40 миль в час. Или о том, что все дороги смертельно опасны. Я услышала, как Майко вопит дурным панковским голосом: падая… падая…И тут до меня дошло. Мы же в Уэльсе, верно? Стало быть, ARAF по-валлийски означает «медленно». Вот тупица.
Следующий знак подсказывал, что до Лландовери осталась одна миля.
Фишгард приближался с каждым поворотом.
Мы проехали прямо через центр города, пересекли железнодорожные пути, и, когда Лландовери остался позади, дорога пошла по глубокой долине с серыми скалами, поросшими какими-то колючками.
Впереди показалась придорожная стоянка для автомобилей, и Кирк припарковался. Мне казалось, что я только что села в его грузовик, и вот поездка уже закончилась.
– Сейчас будет поворот на Лампетер, – сказал он. – Ты можешь и там выйти. Если только… – Он пожал плечами и усмехнулся.
– Если что?
– Если только не хочешь поехать со мной дальше и, может, поужинать где-нибудь.
Мысль о том, чтобы встречаться с парнем с такой бандитской внешностью и таким дебильным чувством юмора, была до смешного несмешной. Блондинка в леденце покачнулась, а я крепче вцепилась в «ящерку».
– Спасибо и все такое, Кирк. – Я открыла дверь. Свиньи в загоне никак не могли угомониться. Они хрюкали, фыркали, возились, как будто уже хотели вырваться на волю. – Предложение очень заманчивое, только, понимаешь, я должна встретиться со своим парнем.
– С парнем?
– Ну да. Мы вдвоем плывем ночным паромом в Ирландию. Начинаем все с нуля. Совершенно новую жизнь. Он будет учиться на жокея, а я на танцовщицу.
– Танцовщицу?
– Да. Только классическую. Балет и все такое.
– О. – Он выглядел разочарованным. – Так ты переезжаешь туда навсегда?
– Да, Кирк. Я и Дрю. Мы ирландцы по рождению, понимаешь?
– Никогда бы не подумал.
– Это правда.
– С такими волосами я принял тебя за шведку.
– Ха-ха. Спасибо, что подбросил, Кирк. – Я толкнула дверь.
– Постой, Солас. Прежде чем ты уйдешь. Может, мне кое-что достанется?
– Что?
– Ну, хотя бы разочек? – Он многозначительно выпятил губы, как будто допускал один шанс на миллион, что я профессионалка.
– Не сегодня, Кирк, – сказала я. – Бойфренд придет в ярость.
Я спрыгнула на землю, захлопнула дверь и помахала ему рукой. Грузовик заурчал, и Кирк пожал плечами на прощание, уголки его губ опустились, как будто он остался с разбитым сердцем, но я видела, что он просто дурачится. Он отпустил тормоз, подмигнул мне, и грузовик, кряхтя, вернулся на дорогу, а звери в кузове начали сходить с ума.
– Оставь это для свиней, Кирк, – крикнула я ему вслед.
Но вряд ли он расслышал.
33. 154 машины спустя
Солнце садилось за горы. Я даже не догадывалась о том, что уже так поздно. От нечего делать я решила пересчитывать машины.
Проехало десять легковушек. Один грузовик. Потом еще 15 легковушек. 26. Я представила себе Джейн Эйр на верховых болотах, где ей пришлось ночевать в высокой траве. Эта девица все-таки балда, каких поискать. Оставила свой сундук в карете, все ценности, и теперь у нее ничего нет. Как глупо. Если бы уехала с мистером Рочестером, как он предлагал, жила бы припеваючи на Ривьере, по уши в бриллиантах, в белых перчатках до локтя. Вообще, вся эта история меня рассмешила. Я сразу догадалась об этой чокнутой жене на чердаке. У автора этой истории, кажется, тоже не все в порядке с головой, решила я. Белый фургон. 47. А я, не в пример Джейн Эйр, находилась посреди Уэльса. Передо мной расстилался зеленый туннель дороги, и в воздухе веяло прохладой. Но я вовсе не собиралась ночевать в поле. Я погладила янтарное кольцо. Как и расставаться со своей драгоценностью. Нет уж, спасибо.