— Почему... А, ты имеешь в виду клеймо?
— Не только. То ли палач был не слишком умел, то ли, наоборот, с излишним рвением отнёсся к королевскому поручению, но иглы повредили щеку далеко вглубь. Так что половина моего лица почти не двигается...
На лице принца отразилось недоумение пополам с жалостью, и я поспешил отвлечь его от раздумий по поводу моего внешнего облика — не хватало ещё, чтобы одна высокая особа жалела жертву капризов другой высокой особы!
— Простите за глупый вопрос, dou Дэриен, но... где моя одежда? — Я отчаялся сам справиться с возникшей проблемой.
— Её сожгли.
— Что?!
— А чего ты ожидал? Хорошо, что тебя не сожгли вместе с ней!
— Всё-всё? — Я не мог поверить. — И обувь... Тоже?
— Наверное.
На язык просилось с дюжину крепких слов, но я сдержался. Хотя чего мне было жаль, так это своей обувки. Такие удобные, точно по ноге, на заказ были сделаны...
— И что мне теперь, нагишом ходить?
— Кажется, Борг оставил здесь свою рубашку... — неуверенно протянул Дэриен.
— Рубашку? — В пределах досягаемости действительно имелся кусок ткани, я бы даже сказал, кусище... Нет, только не снова...
— Нашёл? — Принц с любопытством прислушивался к моему нечленораздельному бормотанию.
— Да-а-а...
— Размер не тот? — Так, теперь мы ещё и ехидничаем.
— Это мягко сказано... — Единственным достоинством оного предмета одежды было то, что он доходил мне до колен. Шнуровку на вороте пришлось затянуть потуже, иначе я рисковал бы в любой момент выскользнуть из этого балахона.
— Совсем плохо? — участливо поинтересовался Дэриен.
— Жить можно... Я долго спал?
— Три дня.
Ну ничего себе! Надо будет доходчиво объяснить доктору, что чрезмерное употребление мною снотворного может привести к плачевному результату. Проще говоря, однажды я не проснусь. Не спорю, он действовал из лучших побуждений, но опасно надолго отпускать сознание странствовать между Пластами...
Я потёр шею и только тут понял, что с ней не так. А точнее — что не так со всей моей головой. Длина волос изменилась: непокорные вихры топорщились на затылке и щекотали ладонь. Меня... остригли?
— Ну а стригли-то зачем? — со стоном выдохнул я.
— Стригли? — нахмурился принц. — Ах, это... Староста настоял. Чтобы клеймо было на виду. Я решил, что это не такая уж большая жертва для тебя...
— Скоты-ы-ы-ы... — с чувством протянул я. Жертва... Что б ты понимал... Теперь я в самом деле стал пугалом. Да ещё каким! Уж лучше бы наголо обрили...
— Тебе неприятно? — В голосе Дэриена слышалось искреннее участие, и это уже начинало меня злить.
— А вам-то что за интерес?
— Я чувствую себя ответственным, — просто и ясно ответил принц.
Разумеется. Он спас мне жизнь и теперь имеет право влиять на мою судьбу. Приятного мало... Я не люблю влезать в такие долги: отдать их трудно, и они повисают на сердце тяжким грузом.
— Зачем вы остановили казнь, позвольте узнать? — Наверное, голос прозвучал слишком безразлично, потому что Дэриен сдвинул брови.
Не понимаешь? Да, в данный момент мне всё равно, зачем ты это сделал, и вопрос задан главным образом для того, чтобы продолжить (либо завершить — тут уж как повезёт) нашу чрезвычайно занимательную беседу...
— Ты хотел умереть?
— Возможно.
— Ну, извини, не знал. — Улыбка во весь рот. — Если хочешь, можно всё вернуть назад...
Ну и чего ты ждёшь? Что я испугаюсь и поспешу ответить: нет, ни в коем случае? Не испугаюсь. Хватит, ЭТОГО я уже не боюсь. В следующий раз я не позволю застать себя врасплох. В следующий раз?! Да о чём я только думаю? Ну, поганец, ты недалеко ушёл от своего младшего братца — да, лоск у тебя есть, и с избытком, но под слоем напускной умудрённости и отточенных манер скрывается точно такой же капризный ребёнок, заслуживающий хорошей порки. Теперь я буду умнее и найду сначала что-нибудь гибкое и длинное, чтобы не трудить ладонь... Эх, жаль розог здесь не держат...
Наверное, я бы плюнул на ломоту во всех мышцах и осуществил бы маленькую экзекуцию над зарвавшимся сорванцом, но не успел. Со двора донеслись голоса. Встревоженные, даже испуганные. И стоны. Стонала женщина. Женщина?! Я бросился к дверям, морщась от боли при каждом движении.
— Куда ты?
— Спущусь вниз, посмотрю, что случилось, — ответил я, готовясь к главному подвигу на сегодняшний вечер — преодолению лестницы.
Каждая ступенька давалась с таким трудом, что я оказался внизу уже много позже того, как роженицу пронесли в комнату, где доктор принимал больных. Зато у меня было достаточно времени, чтобы определить, насколько тяжело моё собственное состояние: переломов нет, даже рёбра в порядке, но связки на ногах и руках болят неимоверно. Хорошо ещё, что они не разорваны...
Да, это была та самая селянка — с середины лестницы я разглядел бледное, покрытое испариной лицо и выгоревшую на солнце косу.
— Я же просил показать женщину ведунье! — процедил я сквозь зубы в обезумевшую физиономию мужа.
— Да я... Да... Она...
— Олухи! — Я доковылял до приёмной и заглянул внутрь.
Женщине было плохо, это мог бы понять и такой профан в лекарском деле, как ваш покорный слуга. Я несколько раз видел роды (правда, на расстоянии) и знаю, что роженицы испытывают определённой силы боль, но... Эта селянка билась в лихорадке вовсе не от боли. Её терзал страх — это я чувствовал совершенно отчётливо. Мантия лениво облизнулась. Неужели? Опять я во всём виноват! Что же с тобой случилось, дорогуша? Доктор оглянулся, увидел меня и велел:
— Иди сюда. И закрой дверь!
— Как она?
— Плохо. Горячка, но какая-то нехарактерная... Я сделаю всё, что смогу, но боюсь, что в живых останется либо она, либо ребёнок...
— Это было бы слишком печально.
— Да уж, весёлого мало! — Доктор склонился над женщиной, а я воспользовался паузой, чтобы повнимательнее прислушаться к своим ощущениям.
Приёмная была заполнена волнами животного ужаса. Ужаса матери, чувствующей, что её ребёнку угрожает смертельная опасность... Так, что ещё? Бессильная тревога доктора... Из-за двери сочится смешанная с отчаянием надежда... Кто? И где?.. Слабый аромат тёмной Сущности... Ребёнок? Она должна родить, иначе погибнет сама и погубит дитя...
— Сделайте всё, чтобы ребёнок вышел, и как можно скорее. — Голос мой прозвучал расчётливо и бесстрастно — то, что нужно для приказа. Доктор не посмеет ослушаться...
Он и не посмел. Но в тот самый момент, когда голова младенца показалась на свет божий, я почувствовал, как Мантия начинает с глухим шелестом сворачиваться.
