Когда в тот вечер мы вернулись в отель, я на какое-то время осталась наедине с Алексом. Он сказал, что сыт по горло: им все время приходилось меня ждать, пререкаться со мной, надеяться на то, что я не обижусь на что-то или не расплачусь. Даже когда я была с ними, меня как будто не было. И он уже не понимал, что со мной происходит, но это становилось утомительным, и я должна с этим что-то сделать. А затем он просто развернулся и ушел.
Я понимала, что он прав, что он хотел получить от меня обратную реакцию, встряхнуть меня, помочь мне, но у меня не было сил, чтобы ему отвечать. Я все больше и больше чувствовала себя отрешенной от всего, даже от моего собственного тела. Казалось, будто между мной и моей семьей больше нет связи: мы все разбредались в разные стороны. Это пугало меня, и я ничего не могла предпринять. Мое тело постоянно болело и замерзало, становилось все менее тяжелым и менее осязаемым.
В действительности я все меньше и меньше оставалась живой.
Когда вечером мы поднялись в номер отеля, Алекс посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я буду спать на маленькой кровати». Это поразило меня в самое сердце. Даже самое крепкое объятие Лео не могло утешить меня или согреть.
* * *
Неподалеку от Лас-Вегаса мы наткнулись на самый потрясающий дисконтный магазин, который я только видела в своей жизни: коллекции одежды Ральфа Лорена за последние три года со скидкой в 70 процентов от обычной американской цены! Папа сказал: «Отрывайтесь по полной!», и уговаривать дважды нас не пришлось. Там было море потрясающих вещей за сущие гроши. Я переворошила все ряды с топами без рукавов, но все, включая самый маленький размер, было чуть-чуть великовато. Очень милая продавщица – практически все американские продавцы были всегда любезны – показала мне отдел, где я могла бы подобрать что-то для себя, – и бинго! Я нашла короткое платье-свитер цвета слоновой кости с ирландскими узорами, которое село на меня как влитое и выглядело просто восхитительно. Вместе с моими босоножками от Balmain оно создаст прекрасный образ для следующего кастинга! Полки ломились от изобилия маленьких сокровищ: я подобрала для себя также юбку-шотландку и огромное количество топов, каждый из которых шел на рост 150–156 сантиметров. Истинное блаженство!
Ушло некоторое время, прежде чем я поняла, что нахожусь в отделе детской одежды и что рост 150–156 у нас во Франции в действительности соответствует возрасту 12–14 лет. При моих 178 сантиметрах это казалось немного странным! Но в конце-то концов, почему бы и нет? Маленькое платье подошло просто идеально.
Еще я подобрала себе джинсы. Джинсы мечты, сказать по правде. В Соединенных Штатах пошив джинсов – это целая наука. Конечно, есть базовые замеры для маркировки размера, но в расчет идет еще и длина ног, а также ширина бедер. Что-то из области высоких технологий. Я перемерила уже пару-тройку вариантов, когда продавщица отыскала это редкое сокровище: пару джинсов, которая облегала, но не слишком обтягивала, свободно сидя на ягодицах, при этом подчеркивая бедра и по длине идеально перекрывая пятки. Когда я увидела себя в зеркало, у меня перехватило дыхание: неужели этой стройной девушкой с бесконечно длинными ногами была я? Продавщица сказала мне: «Вы худощавая и такая высокая, да еще с такими ногами. Вам никогда не хотелось стать моделью?» Я улыбнулась в ответ и объяснила, что именно ею я и собиралась стать и что ближайшую неделю я проведу в Нью-Йорке, на показе мод. Она посмотрела на меня с восхищением, а затем смущенно спросила, не могла ли я оставить ей автограф. Автограф! Теперь пришла очередь для моего смущения. Я тут же вспомнила Дугласа Кеннеди, которого так обожала и который был настолько добр по отношению ко мне всего несколько дней назад в Сан-Франциско, что с радостью оставил свой автограф. Что за удивительная жизнь у меня начиналась! Я попыталась повести себя по отношению к этой женщине столь же любезно, как и он, продолжая задаваться одним и тем же вопросом: не было ли все это каким-то обманом с моей стороны или просто игрой моего воображения?
Тем же вечером в ванной отеля, пока другие отправились на ужин, я надела новые джинсы и сфотографировалась, поставив ноги вместе, чтобы еще раз увидеть то, что я заметила в магазине. Между внутренней поверхностью моих бедер был достаточно большой зазор, прямо как у девушек, чьи фотографии размещены в блогах о диетах и похудении. Именно такую цель я ставила перед собой, когда только приступала к диете, и вот задача выполнена – я согнала этот жир!
Я залезла в Интернет, чтобы убедиться в том, правильно ли я понимала значение слова «худощавый», произнесенное в мой адрес продавщицей, и поняла, что ошибки не было никакой. Я также нашла таблицу соответствия американских и европейских размеров, которая подтвердила мои догадки: брюки 4-го размера соответствовали 34-му европейскому. На этикетке моих джинсов стояла маркировка: «2–3». Тот самый необходимый 32-й. Фантастика!
Теперь речь шла только о том, чтобы поддерживать этот идеальный вес в 48,5 килограмма, как утверждали мои весы. А еще лучше дойти до 48, чтобы получить круглую цифру. Среди всей этой «худощавости» немного хоть чего-то круглого пойдет только на пользу! Чтобы добиться поставленной цели, нужно было просто продолжать есть как можно меньше, несмотря на постоянно возрастающие и отчаянные отцовские увещания. Когда он покупал мне весы, он заставил меня поклясться, что я не буду весить меньше 52 килограммов. Я пообещала, сама не зная того, что мой вес был уже меньше 51 кило. С той самой минуты я и только я знала настоящие цифры, поскольку это лишало всех остальных шанса наседать на меня. Я думала, что мама могла увидеть что-то, когда нас взвешивали на аэродроме перед полетом, но цифра была в фунтах, а не в килограммах. Около 110 или 108 или что-то в этом роде. Когда ты видишь нечто подобное на весах, ты представляешь себя слоном, весящим тонну! Я не была уверена, переводила ли она когда-либо увиденные цифры в килограммы, но, так или иначе, эту тему никто из нас двоих никогда не затрагивал.
* * *
Я достигла идеального веса и идеального размера, но это так и не принесло мне должного успокоения. В реальности я чувствовала себя все более и более встревоженной. Очень скоро мне придется расстаться со своей семьей. Мысль о том, что я останусь совсем одна в этом совершенно чужом и незнакомом для меня мире, давила на меня все тяжелее, по мере того как убегали дни. Наблюдая с берега за серфингистами, я вдруг подумала, что очень скоро мне предстоит также сохранять равновесие, стоя на самом гребне волны и не позволяя ей утащить меня в глубь пучины. На 18-сантиметровых каблуках с этим будет справиться не так-то просто…
В день нашего приезда в Беверли-Хиллз мы отправились на ужин к Питеру и Хемико, друзьям моих родителей, владеющим прекрасной виллой. Они были такие очаровательные! Хемико – модель в прошлом – была восхитительна! Обе их прелестные дочки смотрели на меня, как на самую красивую диковинную вещь в мире. Мы провели удивительный вечер вместе, лакомясь свежими овощами и фруктами. Перед самым нашим уходом Питер обнял меня за плечи и сказал: «Знаешь, Виктуар, если ты не будешь относиться ко всему происходящему как к игре, это убьет тебя. Держись на расстоянии и не ставь крест на своей личной жизни – это самое важное, что у тебя есть. Агентства из кожи вон лезут, чтобы заставить тебя верить в то, что они твоя настоящая семья, потому что им это выгодно. На самом деле все это лишь один большой цирк, где каждый играет свою отдельную роль. Не позволяй им убедить тебя в том, что твоя жизнь зависит от мнения какого-то одного человека! Поистине в этом нет ничего реального и ничего серьезного. Всегда помни об этом». Мне тут же вспомнились слова Жака из комедии Шекспира «Как вам это понравится»: «Весь мир – театр, а люди в нем – актеры». Я не знала, подбодрило ли это меня или напугало. В любом случае я почувствовала себя намного лучше, получив совет от человека, который знал, о чем говорил. А затем Хемико обняла меня и произнесла: «Береги себя и звони нам или приезжай, если будет нужно. Мы всегда будем рады тебе помочь». От ее слов на глаза у меня навернулись слезы.
