Я спустилась к ним вниз. Как только подъехало такси, я расплакалась. Мы все уселись в машину, и я сказала: «Я не хочу ехать. Я не справлюсь со всем этим». Лео начал плакать. Отец сказал: «Ты нервничаешь, потому что не знаешь, что ждет тебя впереди, так что последние недели показались тебе целой вечностью. Но очень скоро ты увидишь, зайка, что в огне сражений ты устоишь». Мама добавила: «Он прав, Луч. Меньше чем через три недели ты снова будешь дома. И поверь, время пробежит так быстро, что ты не успеешь и глазом моргнуть». Тем не менее голос ее дрожал, и она тоже начала плакать. Только Алекс не проронил ни слова.
Мы прибыли в аэропорт и все вместе прошли в зону вылета. Я продолжала плакать. Плакала и мама, и даже Лео, покрывавший маленькими поцелуями мою руку. У папы глаза были сухие, но они как-то по-особому блестели. Алекс подошел ко мне и, крепко обняв, сказал: «Ты самая красивая девчонка в мире, сестра. И я люблю тебя». На глазах у него были слезы – а он никогда не плакал. И никогда не говорил мне ничего подобного.
Я обняла всех в последний раз, а потом ушла. Именно в этот момент я почувствовала, что меня как будто больше не существует. Вообще.
Нью-Йорк
Я приняла еще четвертинку успокоительного в самолете: меня не покидало ощущение того, что я тонула в своей тоске. И своей тревоге. Я постоянно думала о маме и о том, как я переживу эти семнадцать дней без нее. Семнадцать дней, когда мне так ее не хватало всего два часа спустя! Я вышла в туалет, чтобы поплакать, пытаясь успокоить себя, дыша медленно и глубоко. Я брызнула на лицо немного холодной воды, стараясь не тереть и без того красные глаза, чтобы по прибытии в Нью-Йорк не выглядеть как бешеная крыса. Вернувшись на свое место, я прижала как можно крепче к себе Юки и попыталась заснуть. Перед моими глазами неустанно крутились разные образы. Злость Алекса, поцелуи Лео, Великий Каньон и Венис-Бич, сцены с отцом и его постоянная тревога, то, как он называл меня зайкой, а мама – Лучом, ходьба по бортику бассейна, Беверли-Хиллз и могила Мэрилин Монро на Вествудском кладбище в Лос-Анджелесе, дрожащие руки дедушки, говорящего мне: «Моя малышка, Викторинетт, ты сводишь меня с ума», голос Фло, сливающийся с моим злобным внутренним голосом, который становился все более и более навязчивым. И коротенькие, полные любви записочки, без моего ведома проскочившие в мой ежедневник.
Мамины слезы…
Себ ожидал меня в аэропорту. Он был все тем же, что и всегда: переполненным энтузиазма и бахвальства трепачом. К своему собственному удивлению, я обрадовалась, увидев его. Его приветствие «Моя дорогая, мы просто вышибем почву у них из-под ног» меня даже несколько утешило. На огромной машине с шофером мы отправились на Манхэттен, в район Челси. Себ достал из своего портфеля огромную папку. В ней был мой новый телефон с местным номером, ключ от квартиры 3С в доме номер 221 по Шестнадцатой Уэст-стрит, где в течение трех недель я должна была жить вместе с Олимпией и Мадлен. («Они приехали на прошлой неделе, и им уже не терпится снова увидеть тебя».) Помимо этого, там лежала карта Нью-Йорка, на которой он одним крестиком отметил мой домашний адрес, а другим – расположение офиса Silent («Видишь, надо пройти вверх по улице, всего десять минут пешком») и список всех людей из агентства, с кем мне было необходимо контактировать, их телефонные номера, а также номер телефона французского посольства. («На всякий случай, но последний тебе не понадобится. В конце концов, я всегда буду рядом с тобой».) Я надеялась, что постоянно рядом со мной его не будет, потому что он уже начинал безумно утомлять меня!
Он высадил меня перед домом и сказал: «Отправляйся прямиком спать. Завтра я заеду за тобой в 8:30». Это действительно был Нью-Йорк, с его зданиями из коричневого камня и черными пожарными лестницами на фасадах, прямо как в фильмах! Я заволокла свой чемодан на третий этаж и открыла дверь ключом, поскольку на мой звонок никто так и не ответил. Праздно развалившись на софе в гостиной, девчонки смотрели телевизор. Они лениво поприветствовали меня. Да, они, безусловно, были рады нашей новой встрече! Я не могла понять почему, но было очевидно, что мое присутствие их раздражает. В конечном итоге они встали и показали мне квартиру. У меня была самая большая комната, посредине которой стояла огромная кровать, так и манившая в свои объятья. Шкафы и холодильник на кухне были отчаянно пусты: коробка чайных пакетиков, банка кофе, немного фруктов и йогурт с нулевой жирностью. «Полагаю, ты с собой ничего из еды не привезла? Можешь съесть завтра с утра немного моих фруктов. Мы по вечерам ходим на рынок, ты тоже можешь там закупаться». Боже, Мадлен, спасибо за твое щедрое предложение. В ванной был полный хаос, а в конце коридора находилась еще одна комната, в которой они жили вдвоем. Как же мне повезло, что у меня была собственная спальня! Я поблагодарила их и направилась прямиком к себе, чтобы написать сообщение маме. Я знала, что она не ответит, потому что должна была еще лететь в самолете, но она получит его, как только приземлится в Париже.
Я разобрала чемодан, разложила вещи, чтобы чувствовать себя как дома, и поставила весы у изножья моей королевских размеров кровати. Первое взвешивание в Нью-Йорке показало ошеломительный результат: 47,1. Слабительное отлично справлялось со своей задачей. Я по-настоящему гордилась собой: теперь, Фло, я точно смогу влезть в одежду, уж поверь мне! Я отправила еще одно сообщение маме, чтобы поделиться хорошими новостями, надела ночную рубашку, проглотила таблетку снотворного, чтобы завтра с утра гарантированно быть в форме, и устроилась рядом с Юки, пахнущим так же приятно, как моя родная мама. За окном было плюс 32 градуса, но мне, как всегда, было холодно. Это даже лучше – в противном случае я никогда не смогла бы заснуть в этом влажном климате.
* * *
Меня разбудил мамин звонок. Они только что приземлились и ожидали багаж в аэропорту. Было приятно услышать ее голос. Я описала ей квартиру, а затем рассказала о планах на день: Себ должен был с утра отвезти нас в агентство Silent, а на вечер были намечены первые кастинги. Папа оказался прав: рабочий процесс облегчал всю ситуацию, и, что самое важное, я начинала меньше волноваться. Я просто не могла дождаться, когда все начнется! Я уже собиралась повесить трубку, когда взволнованным голосом мама сказала мне: «Я получила твое второе сообщение, Луч. Для твоего роста 47 килограммов – это очень мало. Обещай мне, что ты никогда не будешь сбрасывать ниже этой цифры». «Я обещаю, мам. Я не буду больше худеть», – ответила я, умолчав о том, что все в любом случае будет зависеть от того, что через некоторое время мне скажут в Silent.
Себ заставил нас прождать его 45 минут. Очевидно, каждый день происходило то же самое. Меня это выводило из себя – я терпеть не могла ждать. Это в огромной степени забавляли Олимпию и Мадлен: «Бедняжка, значит, тебе такое не по душе? Профессия модели как раз и заключается в том, чтобы всю жизнь сидеть и ждать! Но предоставим тебе шанс самой узнать об этом». Они хихикали надо мной, то и дело косо поглядывая. Я не знала, чем я заслужила такое отношение, но это заставляло меня чувствовать себя очень некомфортно. И очень грустно, почти как до ухода из старших классов школы, когда я оказалась совсем одна, потому что остальные девочки игнорировали меня и относились с презрением. Мне должно было быть все равно, мне должно было быть все равно, мне должно было быть все равно. Я была там не из-за них. Я была там, чтобы стать той самой топ-моделью на Неделе моды, и уже не могла дождаться ее начала.
