* * *
Сегодня был сумасшедший дом! Вечером у меня было сразу три показа. Первый у Триас – испанского модельера, которой очень нравились в одежде четко структурированные формы. У меня было странное ощущение, как будто мои ноги были четко на уровне глаз зрителей, когда я шла по подиуму. Мне также выпала честь дать свое первое интервью на английском в коридоре прямо перед выходом на подиум! Журналист, не сомневаясь, выбрал меня, увидев, что все время я проводила, болтая с другими людьми: меня переполнял неподкупный интерес ко всему, что меня окружало, в отличие от других моделей, которые постоянно ходили в наушниках, слушая музыку, или просто не отрывались от экранов своих телефонов. Я же без умолку болтала с визажистами, парикмахерами и ассистентами по переодеванию, лишь бы почувствовать столь желанный и необходимый мне человеческий контакт!
Следом шел показ для марки Custo Barcelona, с наращиванием мне волос, использованием каких-то непонятных платьев в виде разноцветных геометрических форм и совершенно истерической музыкой. Сказать, что это было странно, – не сказать ничего, но мы здорово повеселились! А затем я побежала на показ DKNY, бренда готовой одежды от Донны Карен, являвшегося обязательным номером программы на нью-йоркской Неделе моды. Верхняя одежда вообще не представляла собой проблем – я укуталась в идеальный темно-синий плащ, туго завязав пояс на талии, а вот обувь оказалась сущим ночным кошмаром! Восхитительная, оригинальная и абсолютно не пригодная для носки. Это был прототип обуви, сделанный из очень жесткого и некомфортного материала, который крепился к щиколотке широкой лентой и заканчивался каблуком высотой с Гималаи. Как вообще в этом можно было ходить? Нацепив это пыточное устройство на себя и испытав первый приступ дикой боли, я тут же почувствовала, как на меня накатывает волна паники. Я походила взад-вперед по коридору в надежде привыкнуть и уловить равновесие, а потом поняла, что будет намного лучше присесть и дать моим ногам немного покоя перед выходом на подиум. Какое кощунство! Никто не садится в одежде для подиума! Я даже не успела толком присесть, как тут же ко мне подбежала ассистентка и велела снова встать.
Я отправилась на подиум, пытаясь не думать обо всех тех нелепых случаях, которые показывают всегда по телевизору, чтобы рассмешить людей, когда у модели подворачивается нога и под общий хохот зрителей она падает вниз. Зал для показа был немного непривычно декорирован: мы должны были проходить между большими цветными кубами, на которых сидела публика. Другими словами, проход осуществлялся прямо между гостями, без какой-либо темной завесы, в которой они обычно сидели, или света прожекторов, которые нам не позволяли толком разглядеть собравшихся. Главная задача заключалась в том, чтобы не зацепиться за чей-либо взгляд, в противном случае я бы точно свалилась. Поэтому я уставилась в точку на горизонте и грациозно пошла среди людей, в глубине души сильно надеясь на благополучное возвращение в раздевалку.
Все прошло безупречно, за исключением финального выхода, когда под шквал аплодисментов все шли одной ровной группой, и только я одна никак не могла их догнать. Даже не знаю, как так получилось. Я видела, как разрыв между нами все нарастает и нарастает, и чувствовала себя очень глупо. Я была уверена, что получу за это выговор, но ничего подобного не произошло. В те самые короткие мгновения эйфории после показа, когда напряжение рассеялось и мы поздравили друг друга с успешной работой, никто ко мне так и не подошел с предложением научиться ходить. Я сняла свои жуткие туфли с чувством огромного облегчения и удивительного ощущения свободы.
Как обычно, после показа нас поджидала толпа журналистов. Они кричали: «Жаклин, Жаклин, пожалуйста, улыбнись!», и мне показалось, что они обращаются ко мне. Я остановилась и улыбнулась, готовая сказать, что меня зовут не Жаклин, когда Жаклин Яблонски, голубоглазая брюнетка, как и я, и любимица прессы, появилась перед всеми. Она окинула меня ледяным взглядом, позволила себя сфотографировать с трех разных ракурсов и исчезла. Затем они спросили меня: «Как тебя зовут, детка?» Я ответила, и все тут же заголосили в унисон: «Виктуар! Виктуар!» Я с огромным удовольствием попозировала для них, размышляя над тем, что, возможно, я неизбежно и сама того не желая, только что нажила себе врага в профессии.
* * *
На следующий день я участвовала в показе Грэма Армора – одного английского дизайнера. Поскольку прическа и макияж были сделаны заранее, у меня появилось немного времени на то, чтобы поболтать с одной очень милой русской моделью, которая рассказала мне, что эта профессия была единственным шансом для всей ее семьи избежать бедности. Она объяснила мне, что именно по этой причине русские девчонки вели себя столь напористо и агрессивно: у них просто не было выбора, поскольку это было их последней надеждой на достойное будущее, на хоть и мимолетное ощущение роскоши, на возможность попутешествовать по миру. В середине беседы нас прервала ассистентка, пришедшая объявить всем, что приехали люди с телевидения. Я увидела, как все модели тотчас отправились в сторону буфета, где, как правило, кроме фруктов, была запрещенная для нас еда, и принялись уплетать кексы и пирожные, выглядевшие, к слову сказать, весьма и весьма аппетитно. Я не могла поверить своим глазам: как они могли позволить себе подобную поблажку прямо посреди Недели моды, в то время как мой внутренний голос поедом меня поедал, заставляя есть все меньшее количество куриной грудки и все большее количество слабительного? Ответ на мой вопрос пришел очень скоро. Как только люди с видеокамерами покинули помещение, все девушки тут же побежали в туалет, очевидно, чтобы заставить себя вытошнить съеденные сладости. Все понимали, что происходит, никто ничего не говорил, и жизнь продолжалась, как будто все было в порядке.
Шоу должно продолжаться.
После показа меня ожидал приятный сюрприз. Я услышала, как фотографы кричат: «Виктуар! Виктуар, пожалуйста, улыбнитесь!» Даже если днем ранее я и нажила себе врага, зато теперь меня все знали по имени.
В агентстве Silent все были довольны: казалось, что люди все больше и больше начинали поговаривать обо мне и что «все» заметили эту маленькую восходящую французскую звезду. По словам Луи, чье мнение мне казалось больше приближенным к реальности, чем мнение Себа (если честно, я вообще устала от его превосходных степеней), можно было вполне рассчитывать на то, что очень скоро бренды начнут драться за мое участие в их показах и рекламных кампаниях. Оставалось только надеяться на то, что он был прав! Эта профессия выглядела привлекательной только тогда, когда все вокруг кипело и бурлило, когда дела и события развивались с молниеносной скоростью. Именно этого я и хотела – все или ничего!
На тот момент я не знала, сколько денег мне приносила моя работа, но прекрасно видела, сколько она требовала затрат. Чем лучше выглядели новости для агентства, тем хуже они были для меня. Хотя я планировала вернуться в Париж, я могла там провести всего одни сутки. На следующий день после приезда я должна была вылететь в Милан, где было запланировано десять дней интенсивных кастингов, а затем обратно в Париж, на октябрьскую Неделю моды. Я совсем не хотела этого делать – мне было необходимо отдохнуть, провести время со своей семьей и с братьями, встретиться, наконец, с Софи и рассказать ей обо всем, сходить в кино со своим двоюродным братом Томом. Мне нужно было хотя бы денек провести вместе с бабушкой и дедушкой, чье здоровье ухудшалось, потискать Пушинку и обнять мою дорогую маму…
