Для начала я отправилась на кастинг в модный дом Gucci, проходивший в каком-то зловещего вида месте, возле которого Рикардо высадил меня под проливным дождем. На дворе был полдень, но тучи были настолько тяжелыми, что создавали ощущение глубокой ночи. Я очутилась в темном коридоре среди группы абсолютно неподвижных и молчаливых девушек, стоявших там как по струночке вдоль стены и выглядевших полумертвыми на своих 18-сантиметровых каблуках. Там не было ни местечка, куда можно было бы присесть, а вариант плюхнуться прямо на пол, как это было возможно в Нью-Йорке, даже не обсуждался. Они все были маленькими послушными солдатами, стоящими по стойке «смирно» и покорно ожидающими, пока кто-нибудь снизойдет до них. Когда подошла моя очередь, директор по кастингу пригласила меня пройти, не проронив при этом ни слова. Я поздоровалась и назвала свое имя, но она не ответила, как не ответили и два сопровождавших ее «лакея». Другим жестом, больше похожим на щелчок пальцами, она дала мне понять, что я должна пройтись для нее взад-вперед. Я повиновалась и сделала небольшой круг. Затем она протянула мне портфолио, предварительно забрав оттуда мою композитку, и я ушла с диким желанием развернуться и найти в себе смелость, чтобы крикнуть им всем, что мы не какая-то скотина и что им давно пора бы научиться обращаться с нами как с живыми людьми.
Все это я высказала Себу, который впервые за все это время повысил на меня голос: «Успокойся сейчас же, Виктуар!» Я закричала в ответ, что не собираюь успокаиваться, что я ненавижу этот паршивый город и что обращаться со мной подобным образом совершенно неприемлемо. «Ты просто успокоишься и смиришься с этим, понятно? Кем ты себя возомнила? Ты просто модель. Ты делаешь то, что тебе говорят, и держишь рот на замке». Не вопрос! Я приняла решение: я уезжаю из города, бросаю этого неудачника и ухожу вообще из профессии.
Я собрала чемодан, чтобы вернуться в Париж, и позвонила маме вся в слезах, сказав, что на этот раз с меня действительно хватит и что я уезжаю. Она выслушала меня, утешила и успокоила. А затем произнесла эти волшебные слова: «Не уезжай, Луч. Я вылетаю к тебе».
В любом случае ей нужен был день или два, чтобы организовать свой приезд, но перспектива того, что скоро она будет рядом, вселила в меня смелость и надежду. На следующий день я заехала в агентство, и совершенно очаровательная ассистентка букеров Франческа показала мне нечто, что сильно приободрило меня: сайт в Интернете под названием «Модный взгляд», посвященный моделям, где уже была создана отдельная страничка для моих поклонников! Я просто не могла поверить своим глазам! Я пробежалась взглядом по добрым комментариям и комплиментам в мой адрес и тут же отправила ссылку на страницу Алексу, чтобы доказать ему, что далеко не все считали меня «волосатым чудовищем»!
Болтая с Франческой, я поняла, что отношения между ней и Себом также не складываются. Я сказала, что меня крайне удивляет столь малое количество кастингов – всего четыре или пять в день – на фоне постоянной загруженности в Нью-Йорке. Слегка смутившись, она намекнула, что именно Себ был против того, чтобы посылать меня на все просмотры, на которые я могла бы попасть. В этом не было вообще никакого смысла. «Мы сами ничего не понимаем, и похоже, что Фло из парижского филиала Elite, звонившая мне уже несколько раз, тоже пребывает в неведении». Я поняла, что мне нужно немедленно вытрясти объяснение из этого кретина, но не была уверена, что на конфликт с ним у меня осталось достаточно сил.
Я была все еще безумно зла на него, когда Рикардо заехал за мной, чтобы отвезти на сессию макияжа в дом Prada, на участии в которой настаивал мой дорогой Рассел Марш (отсутствующий в Милане, но продолжавший опекать меня даже издалека). Чтобы уведомить о моем присутствии, он лично позвонил могущественной и глубоко уважаемой Миучче Прада, жеско державшей бразды правления одним из величайших домов моды, который некогда основал ее дед. Когда Рикардо услышал, как я нападаю на Себа, он широко улыбнулся, а потом дал четко понять: он тоже больше не выносит этого проходимца рядом с собой. Вечно опаздывающего, не очень дружелюбного, постоянно заносчивого, пафосного, нечеткого в своих указаниях и слишком плохо говорящего по-английски. «Vittoria, non so come sopportarlo!»
[12] Я не говорила по-итальянски, но не нужно было заглядывать даже в мой маленький словарь, который я купила, чтобы лучше понимать, что происходит вокруг: мнение Рикардо относительно этого типа полностью совпадало с моим!
Итак, без каких-либо специальных кастингов и отборов с полудня до трех часов дня я была зарезервирована для сессии макияжа и причесок в доме моды Prada. Я не была уверена в том, насколько это хорошо для меня. Я вспомнила Шарлотту, которую Нарциссо Родригес всегда приглашал на фитинг, но никогда не брал на показы. Она предупреждала меня: «Сессии макияжа и причесок куда хуже. Они просто уничтожают твою кожу и волосы своими экспериментами, а затем приглашают кого посвежее на главное событие!» Но Франческа немного развеяла мои страхи: «Как раз напротив, если сеньора Прада хочет тебя увидеть – это хороший знак».
Я была приятно удивлена, когда увидела там Полин, бельгийскую модель, с которой мы познакомились и подружились еще в Нью-Йорке, и ту юную американку, которую сопровождала повсюду ее мама. Нам пришлось достаточно долго ожидать – в Италии вообще к понятию времени относятся весьма расслабленно, – и Полин успела немного рассказать мне о своем опыте работы. Ее агентство отправило ее в Китай, где она непрерывно снималась для каталогов и реклам, а также участвовала в маленьких показах. «Ты постигаешь основы профессии, неплохо зарабатываешь, к тому же жить в Китае – одно удовольствие. Но о тебе практически никто не знает. Если ты хочешь работать на западном или международном рынке, забудь об этом». Точно подмечено, Полин! С учетом того, что до дома надо было лететь больше одиннадцати часов на самолете, я не стала бы этим заниматься, даже если бы мне платили целое состояние.
* * *
Мы наконец были приглашены в студию, где нас уже поджидала целая команда визажистов и парикмахеров. Они были настолько поглощены своей беседой, переполненной взрывами смеха и жестикуляцией, что даже не сочли нужным поздороваться с нами. Образно говоря, стилисты и визажисты всегда были моими лучшими союзниками: я болтала с ними и просила их рассказать о своей истории в данной профессии. Они всегда были милы и заботливы и искренне рады тому, что кто-то проявляет к ним неподдельный интерес. Здесь же все оказалось по-другому. Они мучили нас три часа подряд, не проявляя ни капли сострадания: для них мы реально были манекенами, куклами, чьи волосы можно было тянуть и заливать тоннами лака, чью кожу можно было мазать, скрести, тереть, а голову – поднимать и опускать, со всей силой надавливая на подбородок. И все это под шквал итальянской речи, которую мы абсолютно не понимали и в которой о нас, видимо, не говорилось ни единого слова.
И вдруг опустилась гробовая тишина. Мы увидели, как в студию вошла пожилая женщина – платиновая блондинка, чьи волосы были собраны в аккуратный хвост. Она выглядела миниатюрной, несмотря на свои туфли на платформе. Она не произнесла ни слова, ни разу не улыбнулась. Наши мучители как будто окаменели, как и мы сами. Нас никто не представлял друг другу, но мы тотчас поняли, что это была она – Миучча Прада, самый главный начальник. Она подошла ко мне, и визажист сразу дернул меня за руку, давая понять, что я должна встать. Я поднялась, пытаясь уловить ее взгляд, но она не смотрела на меня, то есть наши взгляды встретились, но в них не было никакого выражения эмоций по отношению ко мне, как будто меня просто не существовало. Она пристально осмотрела меня, а затем вынесла свой вердикт: не произнеся ни слова, опустила голову вниз. Визажист извинилась и полным тревоги голосом произнесла: «Mi scusi, signora. Farò altrimenti».
[13] Затем она резко усадила меня обратно в кресло, и теперь уже четверо специалистов принялись трудиться надо мной, растягивая кожу на лице и расчесывая волосы с такой силой, что на глазах у меня выступили слезы. Они стирали результаты трехчасовой работы и пытались придумать что-то новое, пока сеньора Прада инспектировала других моделей. Когда несколькими минутами позже она опять подошла ко мне, мой образ был готов и полностью изменен. Она снова пристально посмотрела на меня, и в уголках ее рта появился слабый намек на улыбку. Все тут же выдохнули от облегчения, а мадам соизволила высказать свое мнение. Красивым итальянским голосом, напоминавшим мне Клаудию Кардинале, она раздала всем инструкции относительно доработки моего макияжа и симпатичного тройного пучка на голове, а затем удалилась в смежную комнату, где специально для нас была приготовлена одежда.
