Возможно, оттого, что я стала есть больше или работать немного меньше, мой мозг снова начал четко и ясно мыслить впервые за несколько месяцев. И нельзя сказать, что моей карьере это шло на пользу.
Когда лукбук был отснят, нас пригласили «пройти к буфету» и пообедать до начала сбора гостей на презентацию. Накрытый стол был поистине шикарен, можно было сказать, он был в духе заботливого Рассела Марша! Это было какое-то чудо, и я решила, что просто обязана воспользоваться данной возможностью. Я отхватила огромный кусок пирога из кабачков. Тесто было хрустящее, а начинка вкусная и нежная – я наслаждалась каждым кусочком до последней крошечки. Я любила еду, я обожала еду, и это было здорово – снова начать есть. И ты можешь заткнуться, мерзкий маленький голосок! Оставь меня в покое хотя бы раз в жизни!
На десерт я взяла корзинку сырых фруктов – идти совсем вразнос все-таки не стоило…
Энергии, которую дал мне обед, хватило, чтобы узнать, а потом и достойно вынести то, что в мире Gap называлось презентацией. Они брали некоторых моделей (живых людей), одевали их в одежду из последней коллекции, разбивали по парам – мальчик-девочка, а затем ставили на небольшой подиум и просили не двигаться, пока гости ходили вокруг, болтали, брали закуски из буфета и, если вдруг желали, могли подойти поближе, чтобы эту самую одежду рассмотреть. Мне повезло встать в пару с одним парнем из Парижа, который жил чуть дальше на той же улице, что и я, поэтому мы коротали время этого нереального испытания, болтая о домашней жизни. Пока одна представительница компании Gap не подошла к нам и не «призвала к порядку», потому что модели не должны были ни с кем разговаривать во время презентации, тем более друг с другом. По ее мнению, это смазывало впечатление от коллекции. Мы замолчали до той поры, пока ее спина не скрылась из виду. Какая же это была собачья жизнь, жизнь вешалок!
* * *
На следующий день я взвесилась и с ужасом обнаружила, что вечерняя клизма не помогла устранить последствия поедания кабачкового пирога: 50,5 кило. Пятьсот граммов за один присест. Пока вес не упадет обратно до пятидесяти, я решила больше ничего не есть.
Два дня спустя я снова встретилась с моим дорогим Оливье Риццо, порекомендовавшим меня своему другу-фотографу из Бельгии Вилли Вандерперре для съемок в Париже. Мы обнялись, обменялись новостями, а потом перешли к обычной рутине: волосы, макияж, переодевания и ожидания. Час, два, три, и все это под трескотню какой-то невыносимой модели, которая вдруг решила поделиться со мной мельчайшими подробностями своей жизни, которая знала все и вся вокруг и считала себя вправе давать советы, болтая без остановки. Я хотела, чтобы она наконец закрыла свой рот. И еще жутко хотела есть. Вот уже два дня, как я вернулась к своей яблочной диете, чтобы гарантированно поместиться в платья.
Я умирала от голода.
На обед организовали привычный дешевый буфет – мясо в соусе, выпечка и фрукты в сладком сиропе, в то время как команда фотографов и стилистов получила низкокалорийную органическую и высококачественную пищу. Я подобралась поближе к Оливье, чтобы была возможность стащить что-нибудь из специального меню, и поймала на себе разъяренный взгляд администратора студии. Я смогла только ухватить небольшой кусочек курицы, приготовленной на пару, когда она начала все демонстративно собирать со стола, поглядев на меня так, будто я только что совершила ограбление века.
День длился бесконечно: мы ждали, и ждали, и ждали. Модель-болтушка все тараторила без умолку. В три часа дня Оливье подошел ко мне, сказав, что «скоро» будет моя очередь. Спустя несколько минут появилась высокая девушка с пухлыми губами, усталая и раздраженная, в которой я тут же узнала звезду подиума Линдси Виксон. Команда стилистов поприветствовала ее соответственно ее статусу. Ей предстояло пройти через рутину макияжа, укладки и переодевания, как и всем нам. Иногда даже звездным моделям приходится ждать. Линдси встала, чем-то взволнованная, снова присела, потом опять встала и начала ходить туда и сюда. А затем вдруг, не проронив ни слова, она начала плакать, сначала тихонько, а потом уже не сдерживаясь и бесконтрольно всхлипывая.
Я понимала ее прекрасно, потому что сама прошла через такое. Я вспомнила тот день в Милане, когда я тоже сломалась на глазах у роя торжествующих русских шершней. Я думала тогда, что никогда не стану топ-моделью, потому что элитные модели никогда не дают воли эмоциям. Но перед моими глазами было сейчас живое доказательство обратного.
Все тут же бросились к ней, усадили ее в кресло, пытаясь успокоить и поправить макияж. Ее пытались уверить, что они понимают степень ее усталости, что жизнь у моделей сущее безумие, что все эти бесконечные перелеты и разница во времени не проходят бесследно, поэтому ее пропустили вперед меня, чтобы она как можно быстрее смогла вернуться в отель и отдохнуть.
На часах было уже пять, когда я наконец очутилась перед тем же фотографом, с которым работала на показе Miu Miu: волнистые волосы и полностью расстегнутая красивая белая рубашка. Он улыбнулся мне, поговорил со мной, пытаясь немного приободрить. Я сделала все, о чем он попросил, немного поиграв на камеру. Съемка прошла в свободной, профессиональной и приятной обстановке – интенсивная и интересная работа, на которую ушло от силы минут пятнадцать.
Выйдя на улицу к маме, которая ждала меня в своей машине, я сказала ей о своей неуверенности в том, что эта профессия в действительности для меня: часы ожидания ради 15-минутной истинной радости… «Я понимаю, но в этом вся ты, Вик. Американские горки – это в твоем характере. Ты должна постоянно переживать встряску и яркие моменты, иначе тебе становится скучно. Я уверена, чем дальше ты будешь идти вперед, тем больше незабываемых моментов тебе подарит эта профессия». Я хотела бы испытывать хоть каплю той уверенности, которую излучала она.
В результате на следующей съемке – фотографии для английского журнала Wonderland, где я снималась в восхитительных туфлях от Кристиана Лубутена, которые с удовольствием забрала бы с собой домой, – я полностью расслабилась и получила истинное удовольствие. Время, проводимое перед объективом камеры, было для меня моментами, которыми действительно хотелось наслаждаться. Во время этой съемки я получила в руки мяч. Я смеялась, танцевала, вела себя как сумасшедшая. Чем больше фотограф подбадривал меня, тем больше я раскрепощалась, как будто я была актрисой, полностью вжившейся в свою роль. Если из этого состояла моя жизнь, значит, по крайней мере, надо было взять от нее по максимуму.
Я была все еще в возбужденном состоянии после съемок, когда Даниэла, визажист из Аргентины, с которой я болтала, пока она аккуратно наносила мне макияж, сказала, слегка смущаясь: «Знаешь, Виктуар, у меня есть младшая сестра, которую я просто обожаю. Она очень красивая. Ей 16 лет, и она мечтает стать моделью». – «Только не это!» Я даже не успела толком подумать над ответом, как он уже вылетел из моего рта. Я начала объясняться, а потом просто не могла остановить свой поток сознания. Я описала, насколько сложна эта профессия для молодых девушек, что с нами все обращаются, как с неодушевленными предметами, что мы постоянно должны были соблюдать диету и следить за тем, чтобы не прибавить ни грамма, не имея возможности с кем-то просто поговорить на эту тему. Я рассказала ей о цинизме, агрессивности других девушек, постоянном соперничестве, одиночестве и бесконечном ожидании, не приносящем какой-либо должной отдачи. Она не могла никак переварить мои слова, видя, насколько счастливой я вышла после съемок. Мне тоже не верилось, что я с такой искренностью и убежденностью смогла наконец сформулировать то, о чем раньше постоянно молчала. Видимо, настал тот критический момент, когда надо было всерьез задуматься о своем будущем.
