Она поднялась, подошла ко мне и обняла. Я отпрянула. Я не хотела, чтобы меня кто-либо трогал, даже она. Я не хотела, чтобы кто-либо когда-либо трогал вообще, потому что у меня больше не было тела. Меня больше не существовало в реальности. Я просто хотела испариться, чтобы все это закончилось.
* * *
Мне кажется, что я уснула. В какой-то момент я услышала, как она разговаривает с отцом: «Мы собираемся домой. Это все вышло из-под контроля. Она должна остановиться, потому что это слишком опасно для нее». Я сказала «нет»: я приехала в этот город на встречи, значит, я пойду на встречи.
На следующее утро я проснулась дико голодной. Когда я сказала об этом маме, она предложила мне немного фруктов, но я не хотела фруктов – я хотела настоящей еды. «Хочешь немного курицы? Я могу спуститься вниз и принести немного сюда». И она пошла вниз. Ожидание было невыносимым, особенно под бормотание моего маленького голоса: «Хватит жрать» – и крики, доносящиеся из глубины желудка: «Пожалуйста, поешь. Ты очень голодная!» Когда она вернулась и принесла с собой целую курицу-гриль, я вцепилась в нее мертвой хваткой и умяла, обглодав каждую косточку, чтобы заглушить голод, унять боль и утихомирить этот вредный маленький голосок.
Но это помогло ненадолго. Голосок снова начал кричать: «Ты что наделала! Ты слишком толстая. Хватит жрать». Я пошла в ванную и взвесилась: 48,5. Я полезла в сумку за клизмой. На пороге появилась мама и снова стала плакать: «Виктуар, что ты делаешь?» Она выхватила из рук клизму и выбросила ее в мусорное ведро. Я подошла и достала ее обратно. Но она снова вырвала ее у меня из рук. Мы почти начали драться. Она продолжала кричать: «Перестань, перестань, перестань!»
Ей удалось уложить меня в кровать. И обе мы долго пролежали там, проплакав. А затем я перестала плакать совсем. Я встала, чтобы подготовиться к встрече. «Виктуар, – сказала мама, – мы едем домой». Я ответила, что это даже не обсуждается. Я приехала сюда ради встреч и пойду на эти встречи. Она сказала, что я должна бросить эту профессию. Я почувствовала, как внутри меня поднимается волна ненависти и ярости. «А помнишь, когда я позвонила тебе из Милана и сказала, что хочу вернуться домой? Ты ответила, что выезжаешь ко мне. Так вот, теперь слишком поздно. Ты хотела, чтобы я продолжала дальше, и я продолжаю. Я подписала контракт на год. Так что у меня еще целый год в запасе».
Когда-то во мне поселился маленький голос. Сейчас это был голос настоящей стервы.
Я ходила на одну встречу за другой как робот. Вечер следующего дня у меня выдался свободным, и мы отправились в сторону Центрального парка, полюбоваться Коллекцией Фрика.
[27] Было ужасно холодно, и, когда мы возвращались обратно в отель, мама просто дрожала. Она хотела поехать на такси, но я отказалась – мы должны были идти пешком. «Виктуар, не разговаривай со мной таким тоном. Я ужасно замерзла и устала. Давай возьмем такси». Я категорически отказалась. Я должна была ходить, чтобы сбросить ненавистный жир. Если она была не в состоянии понять это, то это ее проблемы. Она начала плакать, но мне было совершенно все равно. В гостиницу мы пошли пешком.
Следующей ночью, когда она думала, что я уже сплю, я услышала, как она разговаривает с отцом по телефону: «Это надо видеть. Худая как палка, липнет все время к окну, по всему номеру ее волосы, курицу проглотила разве что не с костями. Она выглядит как одичалый ребенок». Я слушала ее и не слышала. Я была там, но это была не я. Осталось только самое худшее от меня, только самое по-настоящему плохое. Ненависть. Ярость. Жир. Смерть.
Я больше не существовала.
* * *
Шестого декабря у меня была назначена встреча с дорогим Филиппом Лимом. Я должна была позировать для его лукбука. Мама пошла со мной, и он встретил нас в присущей ему доброй манере. Я спросила, может ли мама остаться с нами. Он сказал: «Конечно, можно! Располагайтесь как дома». Я снова вспомнила этого кретина Себа, который убеждал меня в том, что маме не дозволено где-либо появляться. Лим представил нас фотографу, КТ Аулета. Несмотря на то что в мире фотографии она была широко известна, ее дружелюбие и простота в общении просто подкупали. Там же была и команда журналистов из американского офиса Vogue USA, которые собирались взять у дизайнера интервью, поскольку в индустрии моды он считался одной из многообещающих восходящих звезд. «Это Виктуар, моя самая любимая модель», – представил он меня. Я обожала этого человека.
В съемках лукбука было задействовано всего четыре человека: фотограф, Филипп, мама и я. Когда он в чем-то сомневался, он спрашивал мамино мнение, что приводило ее в полный восторг и наполняло его самого особой радостью. На обед он заказал немного тайской еды, чтобы познакомить нас с традиционной кухней его родины. Мы прошли в офис и устроились вокруг большого белого стола, чтобы поесть и поболтать. Вернее, ели они, я просто болтала. Он рассказал нам немного о своей жизни и карьере дизайнера. Это было прекрасное времяпрепровождение, свободное от напряжения и забот.
Когда мы уходили, он обнял меня и сказал: «Спасибо за все, Виктуар! Увидимся на показе в феврале».
Мы доехали до гостиницы на такси, собрали чемоданы и направились в Париж.
Я ухожу
Путешествие домой было полным кошмаром. Я снова несколько раз довела маму до слез. Это было не нарочно, но я ничего не могла с собой поделать. Я просто говорила то, что думала, и это не всегда подвергалось цензуре.
Я как будто больше не была собой. По сути, это было действительно так. Я больше не была даже этим маленьким противным голосом – я больше вообще никем не была. И в какой-то мере это приносило такое чувство успокоения…
Когда мы приехали домой, я тут же закрылась в своей комнате. Я никого не хотела видеть, даже мальчишек. Я просто хотела остаться наедине с собой и с Пушинкой, хотела, чтобы меня оставили в покое.
На следующий день родители ждали меня в гостиной. Я сказала им, что собираюсь почтить своим присутствием фотосессии, запланированные на следующий месяц, а после этого оставить профессию. Мама вздохнула: «Да, Луч, ты права. Ты должна уйти». Я посмотрела на отца. Было видно, что он не согласен с моим решением. «Виктуар, ты подписала контракт на год. Когда ты берешь на себя обязательства, ты должна их выполнять. Как только тебя пригласят в рекламную кампанию, все изменится. Не стоит опускать руки и останавливаться на уже достигнутом, зайка». Если бы только они смогли договориться между собой, возможно, это помогло бы мне принять окончательное решение.
