– Консервы открывать? Конечно. А ты, скажу я тебе, очень впечатлительный.
Эллис сбавил скорость.
– Главное, вовремя отогнуть крышку. В самом конце она слегка приподнимается, так что можно подцепить пальцем… Вот, видишь? Только аккуратней, края острые. Можно порезаться.
– Потрясающе. Будто в походе с пещерным человеком!
– Ага, неандертальцы обожали тушенку.
Пакс нахмурился.
– Думаешь, если я молодой, значит, глупый?
– Вовсе нет. – Эллис стал искать ложку. – А ты сам что скажешь насчет этого «Роя»?
После короткой заминки Пакс произнес:
– Я боюсь. Мне нравится носить шляпу и плащ. Нравится, когда люди узнают меня с первого взгляда. Только от частного мнения здесь ничего не зависит, поэтому все протесты выглядят довольно глупо. Что толку возмущаться, если все равно ничего не изменишь?
– О чем ты?
– Если ИСВ решит запустить «Рой», их никто не остановит.
– Но ведь есть же законы…
Пакс покачал головой.
– Теперь все устроено иначе. Никто не вправе указывать другим, что можно, а что нельзя.
– А как же… – Эллис едва не сказал «убийства». – А как же воровство? Никто ведь не станет терпеть кражи. У вас должны быть законы, которые запрещают…
Пакс улыбнулся.
– Какой смысл воровать, если нужную вещь можно создать без особых усилий? А то, что пропало, можно легко заменить. Я ношу новый костюм каждый день. В Полом мире никто ни у кого не ворует.
– Но наверняка есть конфликты?
– Разумеется. Именно этим и занимаются посредники. Улаживают конфликты. Почти все проблемы возникают из-за недопонимания, подавленного гнева или иррациональных страхов. И законы тут не помогут, потому что нельзя управлять чувствами и случайностями. Каждый конфликт уникален, и для каждого нужно искать новый выход, складывая кусочки головоломки. – Пакс окинул взглядом пологий склон холма. – Но это не имеет значения. ИСВ не сможет запустить проект. Они работают над ним уже несколько веков, но до сих пор не подобрали ключик и, сдается мне, вряд ли когда-нибудь подберут. Раньше они хотели сделать так, чтобы люди умели летать, но тогда у них тоже ничего не получилось. Сама идея проекта внушает страх многим жителям Полого мира. Те, кто поддерживают «Рой», часто оказываются изгоями. А теперь еще и убийства. Некоторые считают, что эта волна насилия спровоцирована работой ИСВ.
Эллис нашел ложку и протянул ее Паксу вместе с жестяной банкой. Посредник настороженно принюхался.
– И у вас это едят?
– Ну, изысканным блюдом консервы не назовешь… Да и разогреть бы не помешало.
Пакс попробовал и сморщился. Но плеваться не стал:
– Пожалуй, не так уж и мерзко.
– Это потому, что ты голодный. На пустой желудок и на свежем воздухе любая еда кажется вкусной.
Они мирно завтракали, по очереди орудуя ложкой, и смотрели на восходящее солнце, омывавшее склон холма теплыми утренними лучами. Пели птицы, гудели цикады. Легкий ветер качал ветви деревьев и раздувал белые семена одуванчиков.
Когда банка опустела, Эллис вскрыл пачку «M&M’s».
– Подставь руку, – попросил он и высыпал половину в протянутую ладонь Пакса.
Тот с любопытством разглядывал мелкие глазированные кругляшки.
– Какие… разноцветные.
Эллис фыркнул.
– Их едят.
Он взял в рот красное драже.
Пару секунд Пакс недоверчиво смотрел на Эллиса, потом последовал его примеру. По его лицу тут же расползлась широкая улыбка.
– Как вкусно! Что это?
– Конфеты. «M&M’s». – Он хотел добавить, что их изобрел Форрест Марс, который увидел, как во время гражданской войны в Испании солдаты ели шоколад на летней жаре. Но, поразмыслив, решил, что об этом упоминать не стоит. – Тают во рту, а не в руках.
Пакс внимательно разглядывал желтую пачку из-под конфет, поворачивая ее то так, то этак.
– Надо спросить у Альвы, есть ли у нас такой шаблон. Если нет, то я оставлю несколько штук про запас, а потом найду дизайнера, который сможет разработать что-нибудь похожее. Нельзя скрывать такое чудо!
Эллис рассмеялся.
– Что ж, хоть одно очко в пользу двадцать первого века!
Он чувствовал себя на удивление хорошо, несмотря на то, что прошлой ночью с ним случился ужасный приступ кашля, который начался сразу после того, как они с Паксом сбежали в Мичиган. В те минуты Эллису казалось, что он вот-вот выплюнет кусок легкого. Утром в груди по-прежнему ныло, но в остальном все складывалось просто замечательно. Пакс улыбался, глядя, как ветер ерошит волосы у него на макушке. Эллису было спокойно и тепло, он не испытывал голода и усталости. Если задуматься, это мгновение походило на затишье посреди бури. Тут в пору запаниковать или впасть в отчаяние, но вместо этого Эллис улыбался, грыз «M&M’s», и даже двухтысячелетние консервы оказались вполне съедобными. Как ни странно, он был счастлив.
– Вот бы сейчас пошел дождь, – вздохнул Пакс. – Сколько бы художники ни старались, его не получается повторить в КАР.
– А что такое «КАР»?
– Комната альтернативной реальности. Художники программируют иллюзии, симулирующие реальность, в отдельном помещении – что-то вроде ложного солнца, только там они контролируют все пространство целиком, за исключением самого пользователя. Ты перестаешь понимать, что происходит на самом деле, а что тебе кажется. – Пакс закинул в рот еще одну конфету. – У некоторых возникала зависимость. Много людей погибло: они заходили в КАР и уже не выходили обратно. Умирали от обезвоживания и голода. Понимаешь, они думали, что пьют и едят, но это происходило только у них в голове. После тридцати несчастных случаев Совет потребовал ввести технические ограничения для пребывания в КАР.
Пакс сел поближе, привалившись к плечу Эллиса, и снова устремил взгляд на открывавшийся пейзаж.
– Но иллюзию дождя они создать не смогли.
– Почему? Это же совсем просто, – заметил Эллис. – Достаточно обычных распрыскивателей на потолке. Чтобы вода капала.
Пакс улыбнулся.
– Это не дождь. Это просто вода.
– А что такое дождь, по-твоему?
– Дождь – это великий дар. Это жизнь, спасение, эйфория. Весь мир: каждое растение, каждое насекомое, каждый зверек – встречает его ликованием. Во время ливня остро чувствуешь, что ты живой… особенно, если начнется гроза. Вся вселенная бушует и радуется.
Эллис помнил, как они с отцом смотрели на грозы с крылечка перед домом. Было здорово – редкие минуты, когда можно просто тихонько сидеть рядом с папой. Как фейерверки в День независимости. Но никакой буйной эйфории, про которую говорил Пакс.
