Уоррен пролистал его заметки и покачал головой, как полицейский на месте особо жестокого преступления.
– Неужели тебе это интересно?
– Ты смотришь футбол, – откликнулся Эллис. – А я занимаюсь квантовой физикой…
– Футбол – это весело.
– Физика тоже.
Уоррен махнул в сторону телевизора, где как раз показывали огромный стадион Федэкс-филд в Мэриленде.
– Там на трибунах сидит больше восьмидесяти пяти тысяч болельщиков, и еще сто миллионов каждый год смотрят финальный матч по телику. Вот это я понимаю – всеобщий интерес!
– Когда Нил Армстронг делал первые шаги на Луне, за ним наблюдали пятьсот миллионов человек. Как считаешь, им было интересно?
Уоррен нахмурился и присосался к бутылке.
– Так что у тебя с бумажками? По делу показываешь или просто так выпендриваешься?
– Выпендриваюсь?
– Ну, ты же у нас доктор наук, а я едва школу окончил.
Эллис нахмурился:
– Не дури.
– Пятьдесят восемь лет только этим и занимаюсь.
Он снова глотнул пива. Эллис ждал.
В конце концов, Уоррен закатил глаза:
– Ладно, ладно… Давай колись. Что у тебя там?
Эллис разложил бумаги на барной стойке.
– Немецкий ученый Густав Гофман в тридцатые годы опубликовал свою теорию в журнале «Анналы физики». Это один из старейших научных журналов в мире, там публиковался даже Эйнштейн. Пойми, речь идет про большую науку.
Уоррен смотрел на него с вымученным терпением.
– На эту теорию никто не обратил внимания. Во-первых, расчеты были неубедительны, во-вторых, он пытался доказать, что путешествия во времени не просто возможны, но и осуществимы на практике. Я написал по Гофману одну из своих научных работ, применив современную квантовую теорию на базе его концепции. Но даже после завершения исследования не мог выкинуть эту идею из головы и продолжал экспериментировать с математическими выкладками. Примерно два года назад мне стало понятно, где Гофман допустил ошибку.
– Вот и хорошо, – механически кивнул Уоррен. – Сплошная тоска и уныние, но если тебе это в радость, то я спорить не буду.
– Ты не понимаешь. Эта теория… все очень просто. С математикой, конечно, пришлось повозиться, но финальное уравнение получилось простым и изящным, как любое настоящее открытие. А главное – его можно применять на практике. Я говорю про прикладную науку, не про голые теоретические рассуждения. Вот взять Эйнштейна, например. Он придумал теорию, а ребята из Манхэттенского проекта сконструировали атомную бомбу. Правда, на разработку и исследования ушли долгие годы, им потребовалось множество ресурсов и огромная техническая база. А это, – Эллис постучал по стопке бумаг, – это гораздо, гораздо проще.
– Ага, и что?.. – Уоррен быстро терял интерес к разговору. Впрочем, терять было особо и нечего.
– Да пойми ты, по этим формулам можно построить машину времени! Ты хотел бы увидеть будущее?
– Нашел дурака! Я и так слишком много повидал. Знаю, что нас ждет. В последний раз человечество объединялось ради достойной цели, чтобы убить Гитлера. – Уоррен глотнул пива и утер рот.
– Брось, неужели тебе не хочется узнать, что будет дальше?
– А что будет, если сигануть с обрыва? – Уоррен усмехнулся и покачал головой. – Мир катится к чертям собачьим. Америка стала похожа на мой старый «бьюик». Проржавела до дыр. Китай скоро задаст нам жару. Будем питаться рисом и таскать за собой книжечки с цитатами Мао Цзэдуна.
Теперь усмехнулся Эллис.
– Что, не согласен? – спросил Уоррен. – А вся беда в том, что мы стали слишком мягкотелы. Беби-бумеры и их дети привыкли к легкой жизни. Засранцы избалованные. Со следующим поколением будет только хуже. Все хотят жить в просторных домах и гонять на крутых машинах, а работать не хочет никто. Да что там, сейчас работы не боятся только чертовы мексикашки.
Эллис поморщился и бросил взгляд на компанию латиносов, сидящих за столиком у двери. Они то ли не слышали рассуждений Уоррена, то ли просто не обращали на него внимания.
– Давай-ка ты слегка убавишь громкость, мистер Бункер… И, возможно, начнешь использовать революционный термин нового тысячелетия – «латиноамериканцы».
– Чего? – Уоррен покосился в сторону дальнего столика и добавил еще громче: – Это комплимент был. Они настоящие трудяги. Вот что я имел в виду.
– Ох, ладно… – Эллис потер лицо руками. – Мы с тобой про будущее разговаривали.
– Да к черту будущее! Впереди нас ждет апокалипсический ад или того хуже – какой-нибудь всеобщий тоталитарный режим во главе с Большим братом, как в книжке Орсона Уэллса.
– Книгу «1984» написал Джордж Оруэлл. Герберт Уэллс написал «Машину времени». А Орсон был режиссером и актером.
– Да какая разница? Говорю тебе, дружище, в будущем ничего хорошего не случится.
Эллис задумался: интересно, понимал ли Уоррен, что он тоже был частью того самого поколения беби-бумеров, которые, по его мнению, были виноваты в крахе цивилизации? Вряд ли он причислял себя к числу избалованных засранцев – и, наверное, был прав. Они оба родились в семьях простых трудяг, доработавшихся до ранних инфарктов. Просто Эллису повезло, а Уоррену – нет.
Уоррену пришлось распрощаться со своей мечтой о карьере профессионального футболиста, после того как он лишился двух пальцев. Несчастный случай на производстве: их отрезало прессом, потому что Уоррен снял защитную перегородку, которая мешала ему работать. Он даже выиграл судебное дело, заявив, что перегородки должны быть несъемными. Судя по всему, Уоррен думал, что имеет полное право диктовать свои требования – в качестве компенсации за потерянные пальцы. При мысли о внушительной сумме друг Эллиса разом позабыл о своей личной ответственности за произошедшее.
– Если бы ты отправил меня в прошлое, тогда другое дело, – продолжал Уоррен. – Твою мать, да хотя бы в пятидесятые годы. Вот уж где рай земной, а! Америка правила миром и служила символом надежды и свободы для всех остальных. Каждый мог осуществить свою мечту. Люди знали, чем им полагается заниматься. Мужчины работали, женщины сидели дома и воспитывали детей.
– Нет, назад нельзя. Не получится. Гофман писал, что перемещаться можно только вперед. Ну, то есть на самом деле никто никуда не перемещается. Ты остаешься на месте, а время проходит. Как во сне. Лег на кровать, закрыл глаза – хоп! – и уже следующий день. Ты только что перескочил семь-восемь часов. Но даже если было бы можно отмотать время назад, я все равно хотел бы побывать в будущем.
– А ты и побываешь. Хотя бы в ближайшем. Мы ж с тобой еще не померли.
Эллис снова приложился к пиву и задумался. Странно, что Уоррен выбрал именно такие слова – будто знак свыше. Эллис хотел было рассказать, как получил от Всевышнего увольнительную, но вообразил себе эту беседу и передумал. Жизнь в Детройте, городе моторов, не располагала к трепетным разговорам о чувствах. Чтобы вынести тяжесть очередного экономического коллапса, вместо позвоночника нужен был стальной стержень. Жители «ржавого пояса»
[1] – так же, как их отцы и деды – дымили сигаретами, пили и, стиснув зубы, сводили концы с концами. Они никогда не обнимались, только пожимали руки. И Эллис не хотел говорить своему лучшему другу, что умирает. Зачем вываливать такие унылые новости на окружающих?
