– Я… – Она замялась, глядя на меня. Ее лицо выражало решительную неохоту. Я сжал ее руку, подбадривая. – В моих исследованиях предусматривался механизм, который должен разбудить астронавтов, когда они достигнут цели. С «Сотами» то же самое. Теоретически можно вернуть любого, если знать, где и что искать.
– В таком случае, боюсь, дело безнадежное, – сказал Моти, прикуривая, несмотря на развешанные по всей больнице надписи «НЕ КУРИТЬ». – Как только граната взорвалась, МТ и Левант наперегонки принялись искать Таравала.
Но не Джоэля2?
Он продолжал, ничего не зная о моих мыслях, а может быть, равнодушный к ним:
– Мы знали, где и что искать, но ничего не нашли. – Он замолчал и затянулся. – Они исчезли. Я уверен в этом.
– Значит, все? – спросил я.
Моти кивнул.
– Да, все, – сказал он.
Сильвия снова отвернулась.
– Мне пора, – сказал Моти, направляясь к двери палаты Сильвии. – Знаете, когда все утихнет, вы двое должны снова отправиться в отпуск.
Моти опять затянулся, огонек его сигареты рдел.
– Если спросите этого турагента, – сказал он, улыбаясь и приподняв одну бровь, – рекомендую Флоренцию. Туда легко попасть без телепортации. Посмотрите в Уффици «Мону Лизу». – Он повернулся к двери и посмотрел мне в глаза, делая последнюю затяжку. – Прощайте, Джоэль.
И вышел в облаке дыма.
Ad finem
Ибо преступления наши многочисленны пред Тобою, и грехи наши свидетельствуют против нас; ибо преступления наши с нами, и беззакония наши мы знаем.
Книга Исаии, 59:12.
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ЗАКОНЧИТЬ ЭТУ ЗАПИСЬ, МНЕ НУЖНО остановиться на нескольких бытовых вопросах.
Сильвия семь дней провела в больнице. Она наотрез отказалась от протеза, механического или напечатанного, чтобы отсутствие ноги напоминало ей о чувстве вины, о боли и об отвращении к себе. Через неделю она наконец согласилась принять простой титановый протез с суставом. Не знаю, поддалась ли она моим уговорам или не хотела проводить жизнь в инвалидном кресле. Я знаю только, что мы миновали поворот на своей дороге. Думаю, можно сказать, что мы оба готовы сойти с нее.
Бог дал Адаму и Еве свободный доступ к вратам рая. «Не ешьте плоды этих двух деревьев», – наказал он. Мы знаем, что из этого вышло. Некоторые винят Еву, некоторые – Адама. Некоторые винят змея. Засольщик винит кодировщика – Бога. Зачем создавать игру с такими местами, куда игрокам не дозволено проникать?
Я так и не поверил в объяснение исчезновения Таравала и Джоэля2, которое дал Моти. Поэтому и существует этот документ. Технически граната не могла заставить их взять и исчезнуть. В отличие от того, что произошло с «Моной Лизой», в ту ночь над Нью-Йорком не было выброса коронального вещества, который мог бы помешать им попасть в ледник. В худшем случае они могли попасть туда изуродованными, но их прибытие все равно было бы зарегистрировано. Моти или МТ нашли бы их.
Значит, либо они прибыли изуродованными и Моти хотел избавить нас от страшных подробностей, либо они прибыли целыми и невредимыми. Проблема со вторым вариантом развития событий, единственное, что позволяет мне считать, что Моти и МТ говорят правду, – это вновь заработавшие мои коммы. Как только они включились, краткая история Джоэля2, его телеметрия, метаданные и записи слились с моими. Все, что он видел, слышал и говорил, заполнило брешь моей экзистенциальной амнезии его приключениями. Это сохранило мне рассудок: несмотря на всю мощь МТ, несмотря на всю технологическую изощренность Леванта, мои коммы не могли действовать одновременно у двух человек. Парадокс Тезея реален, потому что именно такой мы запрограммировали реальность.
В обмен на нашу клятву хранить молчание Корина и почти бесконечно могущественный Совет «Международного транспорта» позаботились о неразглашении подробностей наших приключений. Сильвии позволили уйти «в отставку» со всеми бонусами, и – после некоторых юридических разборок – моя идентичность была полностью восстановлена. Нам позволили жить дальше.
Тем не менее я постоянно думаю о Джоэле2.
Мне было трудно хронологически изложить его часть истории. Пожалуйста, имейте в виду, что, когда я рассказываю о его переживаниях, это по большей части догадки. Для того чтобы фрагменты, посвященные ему, не выглядели неестественными, они слегка отредактированы, чуть приукрашены, а кое-где добавлено драматизма: я старался представить себе, что происходит у него в голове.
Иногда я неверно воспринимаю других людей, перенося на них свои чувства. Трудно проверить это заявление, ведь его делаю я сам, а я не слишком хорошо могу судить о том, что происходит в моей голове. Даже будь я способен объективно судить о состоянии своей души, я могу описывать его лишь оглядываясь назад.
Воспроизводя его историю, которая теперь стала моей историей, я иногда вижу отражение Джоэля2 в зеркале или в окне и строю догадки о том, что он думал, основываясь на жестах или выражении, которые бывали у меня в таких же обстоятельствах. Некоторые недостающие фрагменты – например, что произошло между нею и Таравалом в отеле и в заброшенных туннелях подземки в Нью-Йорке – помогла восстановить Сильвия.
Вероятно, Джоэля2 обидела бы данная ему мной характеристика. Черт, я точно обиделся бы, если бы кто-нибудь так же поступил со мной. Но все то время он был мной, или мы были нами, и поэтому я считаю, что имею право на некоторые поэтические вольности.
Я испытал все эмоциональные и экзистенциальные состояния, какие может представить себе человек. Но больше всего я был рассержен. Отчасти этот гнев был направлен на то, что меня превратили в надутую (в обоих смыслах) пешку в техно-идейно-геополитической войне. Отчасти мой гнев был гневом Джоэля2. У меня есть все записи с его коммов, и в некоторых отношениях они сейчас кажутся мне более реальными, чем моя память. Хотя я по-прежнему не могу чувствовать, что чувствовал он, но порой он заполняет брешь между мной и Сильвией. Не знаю, как мы жили бы в одном мире, но меня разгневал его уход. И отчасти этот гнев – гнев за всех, кого продолжают ежедневно телепортировать. Я хотел бы выложить правду во все коммы по всему миру, как истинный геенномит или один из правдоискателей прошлого века.
В иные минуты я был испуган или слишком эгоистичен – или и то, и другое сразу. Я знаю, что перестал быть рычагом: я больше не аят, которого боится МТ, и не Ахер, которого так ценил Левант. Я знаю также, что, хотя я изменился, мир остался прежним. Пусть меня зачистили в одном из тайных ТЦ «Международного транспорта» или заставил исчезнуть Левант, пусть я застрял в одной комнате с Моти, его планшеткой, кофе по-турецки и гаданием на кофейной гуще. Вас не удивит, что Джоэль-негерой все преодолел.
Что приводит меня к вам. Помните первую главу этого рассказа? Она называлась «Держи!». Так кричат бегуны, передавая друг другу эстафетную палочку на соревнованиях. Понимаете, оглядываясь, бегун теряет время, поэтому они не смотрят друг на друга; второй бегун стоит на месте, которое определено на тренировках, и срывается с места, когда первый бегун добегает до определенной точки на дорожке. Через несколько шагов второй бегун протягивает назад раскрытую ладонь, и первый должен умудриться вложить в нее палочку. Первый бегун несколько раз подряд кричит «Держи!», давая знать второму, что тот должен вытянуть руку и схватить палочку. Тут нужны вера и доверие.
