— Полагаю, мы обсудим условия наедине?
— Разумеется, — короткий кивок.
Небрежное движение послужило сигналом для всех присутствующих: гости поспешили откланяться. Я поймал за рукав Шэрола:
— Вино, которое... пролилось... Кто его принёс?
— Не знаю... Правда, не знаю! — горячо восклицает он, и эта неожиданная вспышка меня неприятно удивляет. Жаль, нет времени расспросить графа Галеари поподробнее...
Не проходит и пяти минут, как в гостиной, ещё хранящей тепло многочисленных выдохов и свет улыбок, остаются только двое.
— Итак? — склонив голову набок, обращаюсь к своему обидчику.
— Сегодня уже поздновато... — задумчиво замечает молодой человек. — Утром. Вас устроит?
— Вполне. Место?
— Аллея Гроз. Ограда со столбами из красного гранита. Место тихое, неприметное. Я буду ждать в парке — три сотни шагов по дорожке направо от ворот.
Аллея Гроз... Та самая улица, где меня уже пытались убить. Мурашки дружно маршируют по спине.
— Какое оружие предпочитаете? — он задал последний вопрос. Последний по порядку, но первый по значимости.
— Мои предпочтения не играют особой роли, сударь... Я располагаю только парными кайрами.
Крылья густых бровей чуть сдвигаются к переносице.
— Кайры... Не самый приятный выбор, но не смею возражать. Есть ещё вопросы или пожелания?
— Один вопрос.
— И? — он недовольно морщится.
— Зачем Вы вообще бросили мне вызов?
Зрачки тёмно-серых глаз на мгновение расширяются.
— Что значит «зачем»? — в голосе слабой нотой пробивается растерянность.
— Пролитое вино — самый глупый повод для дуэли. Особенно такое дрянное вино...
— А мне понравилось! — возражает он. — Шэрол вообще умеет выбирать вина, и это...
— Вино принёс граф Галеари?!
— Что Вас так удивило? — теперь он настораживается.
— Нет, ничего... Я немного взволнован, простите.
— Конечно! — тонкие губы изгибаются в усмешке. — Ваш... друг... как он себя чувствует?
— Почему Вы спрашиваете?
— Он показался всем нам... несколько возбуждённым, — ухмылка становится шире, и я понимаю, о чём идёт речь. Понимаю, но не хочу ни развивать, ни убивать предложенную тему в зародыше. Просто отставляю в сторону. На время.
— Хиэмайэ отдыхает, если хотите знать. Думаю, и Вам, и мне следует последовать его примеру: хорошенько выспаться.
— Как угодно... Лично я предпочитаю другие виды отдыха, — заявляет молодой человек, всё ещё не теряющий надежды меня подразнить.
— Итак, утром?
— Через час после рассвета.
— Постараюсь не опаздывать.
— Я подожду.
Удостоверившись, что мой завтрашний противник ушёл, я отыскал бутылку, в которой на самом донышке ещё оставалась гнусная отрава. Хм... На тёмно-коричневом стекле ни единого намёка на владельца винокурни. Опытный маг мог бы установить, чьи пальцы и в какой очерёдности касались бутылки — конечно, не позднее, чем через пару часов, пока следы не остыли. Я — в лучшем случае — уловил бы только само наличие следов. Но мне не нужно напрягаться. Всё и так ясно. Молодой вельможа не лгал — у него просто не было времени подготовиться: я и сам не знаю, почему завёл разговор о вине. Итак, Шэрол...
Шэрол, который на безобидный вопрос не нашёл лучшего ответа, чем поспешное отрицание любой осведомлённости. Ай-вэй, парень, как неосторожно! Недаром в народе говорят, что виноватый кричит в свою защиту громче невиновного... Но зачем ему это понадобилось? Неужели граф не понимал, чем рискует? Что, если бы Мэй начал швыряться «стрелами» прямо в гостиной? Кто бы его остановил? Я, при всём желании, не успел бы блокировать первые выпады... Хотя бы потому, что возмущения Силы можно уловить лишь на строго определённом расстоянии от очага. Если, разумеется, не быть всё время настороже...
Лестница закончилась — я и не заметил, как оказался на втором этаже. Равель находилась там же, где мы расстались. В моей комнате, рядом с кроватью, на которой тяжело дышит эльф. Пока я отсутствовал, сознание к Мэю не вернулось, и этот факт донельзя радовал: есть шанс, что бесчувствие плавно перетечёт в сон — то, что листоухому сейчас особенно необходимо.
— Ив... — робко, но с оттенком требовательности.
— Да, милая?
— Что... что там было?
— Один брошенный и принятый вызов, — отвечаю, потому что не считаю правильным скрывать такую важную вещь.
Девушка сжимает хрупкие кулачки добела.
— Вы... Вы будете драться?
— Полагаю, да.
— С кем?
Ох... Я ведь даже не спросил его имя. А впрочем, какая разница?
— Неважно, милая.
— Но... Вы можете погибнуть!
Могу. Молодой человек выглядел внушительно. А судя по спокойствию, с которым обсуждались условия поединка, дуэли ему не внове.
— Не волнуйтесь, милая Равель, не стоит это Ваших переживаний.
— Ив, так нельзя!...
— Почему?
— Вы рискуете жизнью... Вы оставляете...
— Кого? — удивлённо моргаю.
Девушка смущённо осекается и мнёт беспокойными пальцами ленты платья.
— Милая Равель! — усаживаю её в кресло и опускаюсь на колени. Беру тонкие ладони в свои. — Милая Равель... Никто из нас не вечен. Судьбе было угодно, чтобы случилось то, что случилось. Завтра утром я вынужден буду обнажить клинки и поступить иначе, пожалуй, не могу. Обещаю: приложу все усилия, чтобы остаться в живых. Поверьте, я буду стараться, потому что... Потому что мне запретили умирать.
— Кто? — спрашивает она одними губами.
— Две милые женщины, которые... дороги мне.
«Я польщена...» — тонкая усмешка.
— Женщины? — растерянный взгляд.
— Это так странно? — не могу удержаться от улыбки.
— Они... любят Вас?
— Не поручусь.
«Нахал!...»
— Но... тогда... а тот, кто... любит... — она никак не может спросить то, что имеет значение.
— Та, которую я люблю, не запрещала мне ничего. И ни о чём не просила. Она всего лишь обещала ждать, и этого достаточно, чтобы я хотел жить. Понимаете?
— Да... — Равель несмело улыбнулась. — А я думала, что...
Щёлкаю её по носу:
— Думать и заблуждаться — две большие разницы! Я хоть немножко Вас успокоил?
Она серьёзно кивает.
— Ну и славно!... А теперь прошу Вашей помощи. Мэй... несколько болен.
