Эти упражнения очень помогали. И я их давал если не каждый день, то уж через день – точно!
Показывал и на своем примере. Короткие и средние передачи я делал лучше многих в команде. Если не сказать – большинства. А вот длинные мне не удавались и в бытность игроком. Поэтому, если требовался конкретный пример, я всегда звал футболистов, у которых они получались. «Ну-ка, Юра Никифоров, иди сюда – покажи, как надо сделать! Посмотрите, ребята, как у него носок оттянут, какой замах».
Я не скрывал, что длинные – не мой конек. В этом плане я с футболистами всегда был честен. «Да, ребят, не могу. Зато короткие – смотрите». Куда опорную ногу поставить, как коленом накрыть, как голеностоп направить – все это я мог показать на себе. И, могу похвастаться, получалось всегда прилично.
* * *
Я никогда не понимал фразы: «Тренер должен убить в себе игрока». Помню, как Старостина клевали вопросами: почему он все-таки выбрал Романцева главным тренером «Спартака» – при том, что было множество других вариантов? А Николай Петрович ответил: «Я смотрел тренировки Романцева. И он умеет не только рассказать, но и показать». Что, Зидан, став тренером, убил в себе игрока? Или Круифф, царствие ему небесное? Нет, сохранили – и благодаря этому могли проецировать свое понимание игры на футболистов, которыми они руководили. Это, наоборот, здорово, если тренер остался игроком.
Из воспоминаний Александра Хаджи:
– Как-то я подготовил для тренировки две сетки мячей. Пошел за жилетками. Возвращаюсь и вижу: Иваныч сам взял эти сетки и понес их на поле. Не игроки, а он, главный тренер. Это была середина 1990-х, уже Титов в команде играл. То есть Романцев не чурался даже таких вещей.
Из воспоминаний Валерия Карпина:
– В чем я прежде всего прибавил при Романцеве? Наверное, в понимании футбола с точки зрения атакующих действий. Как открываться, куда открываться, под какую ногу желательно отдавать мяч – всем этим вещам я учился на советах Олега Ивановича. В обороне все было проще. Четыре защитника, один из которых – последний, чистильщик. Раньше не существовало такого обилия схем, как сейчас. Даже разговоров таких не было – мол, сегодня мы играем 4-2-3-1. Все было стандартно.
Из воспоминаний Виктора Онопко:
– Критиковал Романцев нас чаще всего за неудобный пас партнеру – допустим, выше пояса – или неправильное открывание. Он просил, чтобы и то и другое делалось со смыслом. Мы должны были думать вместе. Если кто-то не выкладывался в квадратах – Иваныч давал в наказание максималку. Мол, не хотите как следует работать с мячом – побегайте без мяча. Правда, в последние пару лет моего пребывания в «Спартаке» ее почти не было.
* * *
Максималка была, конечно, самым суровым наказанием для команды. Все привыкли ею пугать. Но я часто давал ребятам максималку не как наказание, а как элемент подготовки. Чувствовал, что они поплыли, проиграли сопернику в физическом отношении, тогда решал – надо включиться.
У максималки такое название, потому что ее главная задача – проверить максимальные возможности организма. Выдержишь – значит, ты в порядке. По ней все было видно: кто готов так себе, кто хорошо, а кто настолько замечательно, что я сознательно сдерживал его, ставил его нейтральным в больших квадратах. Если видел, что человек не отстает, но бежит на жилах, через «не могу», понимал – этого, наоборот, надо подтянуть. Там есть такой период – после нескольких пробежек, когда можешь начать «задыхаться». Когда ребята готовы, все упражнения пролетают, как песня.
Бесков – если видел, что упражнения кем-то делаются ненадлежащим образом, – останавливал тренировку и начинал отчитывать конкретного футболиста. Я пошел дальше. Если видел, что кто-то халтурит во время максималки, останавливал ее и говорил:
– Ребята, стоп. У нас одна команда. Ледяхов ваш игрок? Ваш. Он плохо выполнил упражнение. Значит, отвечать должна вся команда. Упражнение не засчитывается, бежим снова.
Иногда одно и то же упражнение ребята выполняли по 3–4 раза. Злились, конечно. И высказывали друг другу. Проштрафившийся парень видел на себе косые взгляды партнеров. Но при этом понимал: больше команду подводить не надо. И в следующий раз все без исключения бежали в полную силу. Каждый думал: не дай бог из-за меня опять придется переделывать.
Я им часто приводил пример:
– Если бы вы были боксерами и тренировались плохо – это была бы ваша личная ответственность. Вышли на ринг – вам набили морду. А мы команда. Ты плохо тренировался, из-за тебя проиграли. Считай, что морду набили всей команде.
Из воспоминаний Андрея Тихонова:
– На тренировках «Спартака» из нас выжимали все соки. Но это было правильно. Из-за этого мы в конце концов и стали футболистами – с нас требовали каждый день работать на максимуме. Не было ни одной тренировки, на которой бы нам сказали: «Ребята, делайте что хотите». У всей команды была запредельная самоотдача. Но при этом никто никого намеренно не бил: мы даже тренировались без щитков. Подлости не было, хотя искры летели. И этой отдаче позавидовали бы нынешние ребята, которые тренируются в щитках.
Из воспоминаний Валерия Карпина:
– Все сейчас почему-то чаще вспоминают про наши кружева, стеночки и забегания. Но никто не говорит про самоотдачу и настрой – а они у нас были запредельными. Смотрят, как мы играли в пас, и не особо обращают внимание на то, как мы боролись за этот мяч и носились за ним. А этого в нашей игре было больше, чем кружевных комбинаций. Если кто-то расслаблялся, мы сами, футболисты, указывали ему прямо на поле: «Не надо так играть». Говоря грубо, пихали. Мы понимали, что Романцев сам был футболистом, не жалевшим себя на поле, и такой же самоотдачи он ждал и от нас. И эта запредельная самоотдача на моей памяти в «Спартаке» присутствовала всегда.
* * *
На определенном этапе я добавил в максималку «мячи». Решил, что с ними ребятам будет поинтересней.
Я понимал, что максималку футболисты ужасно не любили. Поэтому я иногда просил помощников ее провести – например, Ярцева. Говорил ему: «Саныч, у них мой голос и так в печенках сидит. Не хочу, чтобы они меня совсем возненавидели».
Из воспоминаний Егора Титова:
– Максималку не любили практически все. Но надо было бежать – куда денешься? Выдерживали все по-разному. Вадик Евсеев, например, во время бега дышал очень тяжело. Но всегда бежал до конца. И финишировал чаще всего первым. Этим трудолюбием он и пробил себе дорогу в большом футболе. Многие другие терпеть не умели, поэтому и не заиграли. Я всегда находился в серединке, чуть ближе к лидерам. Я был жилистым, дыхалка была хорошая. Возможно, мне не хватало мяса – оно наросло попозже. Но характер помогал выдерживать все эти упражнения, даже самые непростые.
Однажды мы решили предложить Романцеву тренера по физподготовке. Я тоже пошел за компанию. Вошли, Романцев посмотрел на нас:
